Еще один пункт, по которому Толстой критиковал трактовку Седерхольма, – слова Иисуса «Кесарю кесарево, Божие Богу». Здесь различие в восприятии было велико. По мнению Седерхольма, Иисус хотел объяснить иудеям, отказывающимся подчиняться римскому императору, что на самом деле они уже в подчинении, и «эта покорность на самом деле – выражение покорности перед Богом, и что перед ним нельзя защитить отказ от уплаты налогов и мятежный дух»632
. Подчинение государству приравнивалось к подчинению Богу – так считал финский офицер, всю жизнь верно служивший российскому императору. Уже в своем первом произведении Седерхольм объяснил, что в основе государства и монархии как его высшей стадии лежит здравый смысл, что и делает его воплощением царства Божия. Как соединительная власть, государство наделялось правом принудительно внедрять даже необходимые здравые решения.Эту нелогичную половинчатость, преклонение перед властью Толстой принять не мог. Он отказывался читать евангельские пассажи как одобрение государственной власти: «Это не есть признание того, что (как это разумеют обыкновенно) области кесаревского и Божьего различны и не могут придти в столкновение, a напротив – что тот, кто, зная, что принадлежит Богу, тот будет и давать кесарю только то, что не принадлежит Богу, динарии и всякую вещь, но не свои поступки, свою деятельность, составляющую жизнь, которая вся принадлежит Богу»633
. В комментариях к переводу Евангелий Толстой заходит в анархизме еще дальше, говоря, что Иисус ясно и открыто отвергает власть и что власть здесь есть абсолютное зло. Последователи Христа могут не платить налоги, не признавать суды и армии, поскольку они следуют только воле Божьей. Разумеется, в комментариях Толстого тоже есть противоречие, так как отдавать кесарю принадлежащие ему динарии может означать уплату налогов. Критика Толстого во всяком случае подействовала на Седерхольма так сильно, что при переиздании книги в 1898 году он полностью изъял этот фрагмент.Толстому также хотелось, чтобы Седерхольм более радикально трактовал слова Иисуса о соблюдавшем все заповеди богаче, которому было предложено раздать все, что ему принадлежало, чтобы последовать за Иисусом. Нельзя сказать, что Седерхольм пытался смягчать слова Иисуса, но Толстой, без сомнений, трактовал призыв буквально: собственность несовместима с царством Божием. Нужна абсолютная бедность.
Толстой обошел молчанием гипотезу Седерхольма о том, что Иисус обрел мудрость во время раннего визита в Александрию (о чем, как считал финн, упоминается в Талмуде) и в действительности выжил после распятия, явился в физическом обличье ученикам, после чего скончался, «больным и слабым», у лекарей Мертвого моря634
.Письмо Седерхольма (а возможно, и немецкую рукопись «Jesu glada budskap om Guds eller förnuftets rike») Толстой отправил своему ближайшему соратнику Владимиру Черткову с комментарием: «…я получил еще из Финляндии от начальника тамошних инженеров, Генерала Седергольма, сочинение о христианском учении, совершенно близкое, совпадающее с нашим пониманием и включающее в себе некоторые положения из „В чем моя вера?“ 5‐й заповеди. Посылаю вам это письмо»635
. Таким образом, он был готов смягчить различия и подчеркнуть общее в понимании учения Христа им самим и Седерхольмом.Преисполненный благодарности Седерхольм ответил Толстому 9 сентября. Он был рад, что Толстой, в отличие от церковных кругов Финляндии, не отверг его религиозные представления, а разделил их. Сам он счастлив в своей вере и все более убеждается в ее правильности. Что касается чудес, то Седерхольм все же хотел попытаться сохранить аллегорическую трактовку, принятую во времена жизни Христа. Теперь Седерхольм признался, что два года назад читал Толстого, в частности «В чем моя вера?» в немецком переводе «Worin besteht mein Glaube?» (Лейпциг, 1885), и кое-что оттуда позаимствовал. Однако его книга была написана еще в 1883‐м636
.