Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Lieber Freund!

Es war mir eine grosse Freund dein Schreiben zu erhalten. Es muss uns nicht wundern, dass wir dieselbe Gedanken ueber unser Leben haben. Unser Leben, das sich eins vom andern unterscheidet und ueber welches wir verschiedene Gedanke haben, ist nur ein Schein; das wahre Leben ist bei allen und ueberall dasselbe, und es kann auch nicht anders sein, weil alles, was wirklich lebt, lebt nicht von selbst, aber es lebt (so wie wir in uns fühlen) in allen Dingen und in uns oder durch alle Dinge und durch uns ein und derselbe Gott. Die Uebersetzung des Evangelium ist nicht gedrückt und sehr woluminoes und ausser dem habe ich forlaeufig kein Exemplar.

Aber ich moechte gern, dass du mein Buch «Ueber das Leben» lesen koentest. Es ist in Deutchland erschienen, aber ich habe kein Exempl. Wenn es dir schwer ist es zu bekommen, so kann ich beim Uebersetzer fragen und das schicken. – «Das Vater unser» habe ich noch nicht erhalten. Es wundert mich du es erklaerst.

Dein Bruder

L. Tolstoy641

В ответном письме (23.10.1889) Сёренсен выражает радость по поводу немецкого перевода «О жизни» (если бы он подождал с письмом примерно месяц, он бы мог купить «О жизни» в датском переводе Петера Эмануэля Ганзена – «Om Livets Betydning»). Трактовка «Отче наш», о которой спрашивает Толстой, в действительности излагалась в его первом письме. Собственно, единственное, что Сёренсен сделал, – он истолковал «наш хлеб насущный» как Божье слово. Он согласился со всем, что Толстой писал в своем ответе, провозгласив: все люди едины, их непохожесть – лишь видимость. Нужно трудиться ради царства Божия на земле, и это само по себе вдохновляющая задача: «Wie herrlich zu wohnen und bauen in Tageshelle unsere gemeinschaftliche Heimat!» («Как славно жить и во свете дня строить наш общий дом!»). Человечество стоит на пороге лучшего мира, и Толстой его пророк. «Du siehst die Morgendämmerung, lieber Leo Tolstoj» («Ты видишь рассвет, дорогой Лев Толстой»), – восхвалял русского писателя Сёренсен. В конце датский учитель, следуя логике, пожелал Толстому «Guten Morgen!» (доброго утра) и неожиданно подписался: «Dein Bruder in der Wiedergeburt» («Твой брат в перерождении»). Реинкарнация – чуждая Толстому – была для Сёренсена употребимым понятием, доказывающим призрачность границ между индивидами.

Толстой преисполнился энтузиазмом. Сначала Петр Ганзен, теперь вот этот Сёренсен. «После Америки, самая сочувственная мне страна – это Дания, – пишет он ученику Черткову. – Какое одно чудесное письмо есть оттуда от школьного учителя»642.

Через десять лет после непродолжительного контакта с Толстым Сёренсен начинает активно публиковать собственные многочисленные религиозные трактаты. Названия, например «Samvittighedens Vej: Fremtidens Religion, den altoverskuende, Gudsbilledet frigjørende, evige Sandhed, som forklarende forener al sand Viden, er den oprindelige Kristendom» (1899, «Путь совести: Религия будущего, всевидящая, осовобождающая образ Бога, вечная истина, объясняющая соединяющая все истинные знания, – это есть изначальное христианство»), красноречиво говорят о направлении его трудов, одновременно намекая на недостаточное чувство стиля. Большинство опусов вышло в Оддере и, вне сомнения, на средства автора.