Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Через пять лет не обделили вниманием и семидесятипятилетие Толстого. Из Финляндии прибыл телеграфом поздравительный адрес от художника Альберта Эдельфельта (1854–1905) и в его лице от всей гильдии художников: «Au maître ecrivain au vaillant penseur au prophete de la résurrection intellectuelle et morale la societe des artistes et litterateurs Finlandais envoie l’ expression de sa profonde veneration et de sa sincere reconnaissance. Edelfelt, president»649 (28.08.1903).

Горячие поздравления по-датски прислал из своего родного Рандерса писатель и журналист Лауридс Юргенсен (1847–1907): «Спасибо за Ваш долгий и преданный труд во имя мира, целомудрия и христианства, который знают и ценят тысячи людей в маленькой Дании». Юргенсен представился ветераном движения за мир и трезвость (06.09.1903).

Не забыли финны и о восьмидесятилетии Толстого в 1908 году. В одной из телеграмм говорилось: «Маститому старцу, просвещенному учителю современного поколения шлет свой горячий, полный глубокого уважения и благодарности привет группа финляндской молодежи и финляндских граждан. Да не умолкнет на многие лета живая совесть России»650.

«Объясните несчастному юноше…»

Финский писатель Ильмари Каламниус (1874–1970), после 1906 года Ильмари Кианто, познакомился с мировоззрением Толстого в середине 1890‐х. В первую очередь ему нужен был совет в связи с его персональным «сексуальным кризисом». Идеал целомудрия и физическое влечение, чистота и грязь, идеальный брак и беспорядочные связи – эти крайности не давали Каламниусу покоя. На рубеже веков он лично познакомился с Арвидом Ярнефельтом и обсуждал с ним свои мучительные фантазии и возвышенные представления. Ярнефельт слыл в известной степени экспертом по таким вопросам, поскольку написал книгу «Puhtauden ihanne» (1895, «Идеал чистоты»). Позже подключились и работы Толстого651.

Дебютировавший как писатель в 1894 году, Каламниус с самого начала испытывал большой интерес к России, а затем часто посещал ее и подолгу останавливался в ней. Когда весной 1901 года Каламниус получил стипендию для поездки в Крым, Ярнефельт написал русскому педагогу, переводчику и с 1886 года радикальному толстовцу Евгению Попову (1864–1938) письмо, в котором представил Каламниуса. Через Попова, в то время находившегося в Алуште, Кианто познакомился и с другими представителями круга толстовцев652.

Той же осенью Каламниус получил двухгодичную стипендию для учебы в Московском университете. До отъезда он побывал у Ярнефельта, который убедительно советовал ему связаться с Толстым. В первом газетном рапорте из Москвы, формально адресованном Ярнефельту, Каламниус рассказывал о ходе событий: «Старик Т. не в городе, он наверняка в Крыму. Таким образом, я не могу передать ему твои приветы, как ты меня просил. Но я, в любом случае, не решился бы предстать перед ним»653.

В Москве Каламниус читал Толстого, смотрел спектакль «Власть тьмы» в Художественном театре, делал копии с запрещенных статей. Он перевел на русский небольшую книгу Ярнефельта о встречах с Толстым и написал выпускную работу, выбрав, к огорчению университетского научного руководителя, тему о религиозных воззрениях Толстого. Каламниус хотел стать переводчиком Толстого. В первом письме к писателю, в котором говорилось преимущественно о российской политике притеснения в Финляндии, Каламниус сообщает в постскриптуме, что слышал от Александра Дунаева, близкого московского друга Толстого, что Толстой работает над несколькими небольшими новыми произведениями. Возможно, нужен кто-то, кто смог бы перевести их на финский? (17/30.04.1903.) Издательство WSOY попросило Каламниуса справиться о правах на «Хаджи-Мурата», но этот перевод Каламниуса, видимо, не интересовал654.

В начале осени уже из родного Суомуссалми, несмотря на молчание Толстого, Кианто снова написал в Ясную Поляну. В этот раз его тревожили не судьба Финляндии или новые произведения Толстого – он хотел узнать, в чем, собственно, заключается точное значение слова «Бог». «Великий писатель, – начинается письмо, – не могли бы вы, чье учение лишило меня веры во все природное, однозначно, ясно и четко сказать мне, что такое Бог?» Если бы Бог был чем-то разумным, его можно было бы объяснить разумным способом, но ни одно из известных определений не удовлетворяло автора письма. Если Бог равен доброте, морали и долгу, то зачем тогда нужно слово «Бог»? Может, пора прекратить им пользоваться? Заканчивалось письмо призывом: «Прославленный пророк современности, объясните несчастному юноше, что есть ваш Бог?655»

В этот раз Толстой ответил на русское письмо финна: