Литература Северных стран не была у Толстого в приоритете, однако он не мог не заметить мощный всплеск интереса к скандинавским писателям, наблюдавшийся в России в конце XIX века. Разумеется, в сочинениях других авторов Толстого прежде всего привлекало мировоззрение, основанное на христианской этике и морали, но постепенно он все же познакомился с творчеством наиболее важных, признанных современных скандинавов от Г. Х. Андерсена и до Кнута Гамсуна. Чаще всего книги прочитывались случайно, но были и писатели, за творчеством которых Толстой внимательно следил. Рецензий он не писал; иногда, правда, из-под его пера выходило предисловие к какому-либо произведению, но в основном реакция выражалась в кратких дневниковых суждениях или разговорных репликах. Толстого редко удовлетворяло прочитываемое, известны его непримиримые нападки на Шекспира. Современная европейская литература была ему глубоко чужда, что очевидно из полемического текста «Что такое искусство?» Толстой, не смущаясь, давал резкие отзывы о произведениях, которые не одобрял. Здесь можно согласиться с Георгом Брандесом: «Темперамент, с которым Толстой осуждает, вызывает ужас. Для тех, чьи взгляды не совпадают с его, он выбирает самые резкие и уничижительные выражения»698
.Г. Х. Андерсена впервые перевели на русский в 1838 году, но широкая слава пришла к нему лишь в 1860‐х, после выхода в Петербурге трехтомного собрания сказок. Впрочем, как и все образованные русские, Толстой не зависел от русских переводов. В библиотеке Ясной Поляны сохранились несколько томов собрания сочинений Андерсена «Gesammelte Werke» (1847–1854), и когда Толстой в 1857‐м пишет: «Перевел сказочку Андерсена», – подразумевается, видимо, перевод с немецкого699
. Сказка идентифицируется как «Новое платье короля» (1837). К ней Толстой будет в дальнейшем неоднократно возвращаться. Тема – разоблачение мошенничества – вызывала у него большой интерес, а сказка служила формулой, которую можно было применять в различных контекстах.В 1857 году за обедом у писателя Василия Боткина Толстой прочел вслух результат своих переводческих усилий, не получив, впрочем, положительных отзывов. Ранний перевод не был опубликован и не сохранился. Но в начале 1870‐х, когда Толстой работал над «Азбукой» (1872), он включил в нее именно «Новое платье короля», значительно сократив и упростив сказку для соответствующего читателя, но сохранив при этом собственный идеальный стиль. Важным моментом стал выбор русского названия. Для названия доверчивого и любящего роскошь правителя имелись три варианта: король, император или царь. Толстой предпочел последний – «Царское новое платье», сознательно адаптировав сказку к русским реалиям. Другим интересным решением стало переименование ребенка, который прямо говорит правду, в «дурачка». Здесь по русской традиции возникает образ «святого безумца», юродивого, который не боится говорить правду правителю. Благодаря этому финальная сцена в сказке Андерсена образует параллель со сценой в драме Пушкина «Борис Годунов», когда юродствующий во Христе открыто обвиняет Бориса Годунова в убийстве ребенка.
В 1907 году Толстой еще раз основательно переработал текст «Царского нового платья» для запланированной, но незаконченной хрестоматии «Детский круг чтения»700
. Он добавил некоторые детали, но, прежде всего, переделал развязку, заменив фразу из перевода 1872 года «Смотрите: царь по улицам ходит раздевшись!» на более естественную и выразительную «Он голый!» Дурачок заменен на «малое дитя».Сказка «Новое платье короля» в первую очередь дала Толстому функциональную идейную модель. В 1858 году он применил ее к искусству в целом и собственному творчеству в частности: «Андерсена сказочка о платье. Дело литературы и слова – втолковать всем так, чтоб ребенку поверили»701
. Метод – упрощение. Суть рассказа не следует затуманивать стилистически изысками и многозначным образным языком. Тот же идеал Толстой нашел и в сказке Андерсена «Старый дом». Обсуждая с Максимом Горьким пьесу «На дне», он привел известную цитату из сказки Андерсена «Да, позолота-то сотрется, свиная ж кожа остается!» в качестве иллюстрации своего мнения: Горький не должен позволить себе запутаться в поэтических сетях современной литературы. Цитата – это девиз старого дома, на старомодный манер высказанный его стенами в споре с новыми красивыми домами, стоящими на той же улице. Толстой считал, что девиз Андерсена соответствует русской крестьянской пословице «Все пройдет, одна правда останется»702. Пересечение Толстого и Андерсена косвенно подтверждает и критик Александр Измайлов. Когда Толстой сообщил о собственной антипатии к слову «который», слишком длинному и тяжелому, Измайлов рассказал, что Андерсена тоже старается избегать придаточных предложений, начинающихся с «который»703. Доказательство подлинной эстетики свиной кожи!