Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Подтверждений, что Толстой читал и вообще получал «Til Selvprøvelse Samtiden anbefalet», нет, несмотря на любезное предложение Ганзена732. Там, несомненно, были мысли, которые Толстой мог бы оценить. Кьеркегор, например, подчеркивает, что слово Библии обращено к каждому конкретному читателю и должно претворяться в жизнь. Малопонятные пассажи можно спокойно опускать, но все, что подается в однозначной форме, должно стать путеводной нитью для читателя. Никакого объяснения, что может означать узкий путь Христа, помимо отрицания мира, Кьеркегор, однако, не дает и, в отличие от Толстого, не выделяет Нагорную проповедь с пятью заповедями Христа.

Не дождавшись ответа Толстого, в январе 1886 года Ганзен отправил ему свой опубликованный перевод «Ligevægten mellem det Æsthetiske og det Ethiske i Personlighedens Udarbeidelse» с посвящением: «Графу Льву Николаевичу Толстому в знак глубокого уважения от переводчика. С. Петербург. 10 января 1886»733. Видно, что статья вызывала у Толстого большой интерес. Он читал, делая пометки красной ручкой, загибал уголки некоторых страниц, подчеркивал многие места в тексте и иногда ставил NB на полях.

Что же заинтересовало Толстого? Его увлек конфликт эстетического и этического и неизбежность выбора между ними. Этическое мировоззрение в конце концов не является навязанным тяжелым бременем, это просто возможность выбрать самое себя, жить в согласии с собственным «я». Толстой подчеркнул мысль, что «живущий эстетически везде видит только возможности, в которых для него заключается все содержание будущего; живущий же этически во всем видит задачи». Далее Толстой обратил внимание на слова Кьеркегора о том, что только тот, кто сомневается и испытывает отчаяние, способен обрести смысл жизни и любовь к Богу, абсолюту, которая всегда равносильна чувству вины и раскаяния. Задержался Толстой и на утверждении, что не существует ни добра, ни зла, если, к примеру, говорить об истории. Вместо этого очевидной становится необходимость всего происходящего.

В 1888 году Ганзен снова затронул философию Кьеркегора в письме к Толстому. Процесс перевода Кьеркегора на русский Ганзен охарактеризовал как попытку отдать долг благодарности, который рос с каждым новым сочинением Толстого. Иными словами, переводы выполнялись в первую очередь потому, что могли принести радость и пользу Толстому! Чтобы убедиться, что Толстой правильно воспринимает Кьеркегора, Ганзен в общих чертах объяснил в письме его философию. Важно понимать, что Кьеркегор – это прежде всего религиозный писатель734. То, что он дебютировал с «Enten – Eller» («Или – или»), где речь шла о выборе между эстетическим и этическим, объяснялось желанием автора подготовить почву для будущих работ, посвященных третьей, высшей, стадии – религиозной. По мнению Кьеркегора, образованный класс отдалился от истинного христианства и утратил понимание подлинного смысла жизни. Поэтому автор взял на себя труд развенчать общепринятые недоразумения и представить христианство в неискаженном виде. Ганзен тут ссылался на произведение Кьеркегора «Om min Forfatter-Virksomhed» (1851, «О моей писательской деятельности»), в котором писатель раскрывает собственную программу. В текстах о религии Кьеркегор стремился применять тот же метод, что и Толстой, – не искать новые толкования, а просто читать Библию, отбрасывая искажения, и тем самым возвращаться к первоначалам. Результатом работы датчанина стали семь произведений, вышедших под псевдонимом, именно эти тексты Ганзен желал издать на русском в первую очередь. По его мнению, в России потребность в «здоровой духовной пище» подобного рода была сильнее, чем в других странах735.

Вместе с письмом Ганзен отправил еще один текст из «Enten – Eller», «Diapsalmata», который назвал «Афоризмы эстетика». В 1886 году эссе было опубликовано в «Вестнике Европы» с предисловием, которое тоже отчасти основано на книге Брандеса736. Для уверенности, что Толстой действительно получит письмо и перепечатанный материал, Ганзен не отправил их почтой, а передал с Павлом Бирюковым, другом Толстого. Неизвестно, читал ли Толстой «Diapsalmata» и что он в этом случае думал об идеях и афоризмах А., предназначавшихся для разоблачения сомнений, цинизма и пустоты эстета.

Именно в этот период Кьеркегором заинтересовался один из близких друзей Толстого, философ и литературный критик Николай Страхов (1828–1896). Преисполненный ожиданий, он тщетно искал книги Кьеркегора в книжных магазинах. В письме, датированном августом 1889 года, он спрашивает у Толстого, не знает ли случайно его дочь Татьяна, где в Москве можно найти произведения датчанина. В ответ Толстой отправил Страхову два перевода Ганзена из «Северного вестника». С этими текстами Страхов был уже знаком, но тем не менее пообещал вдумчиво перечитать их еще раз737.