Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Лекция о русской литературе 28 апреля вызвала, разумеется, большой интерес. Брандес понимал, что рискует привезти в лес дрова, но надеялся, что мнение извне и прочтение русских писателей в переводах помогут найти новый угол зрения. Докладчик показал хорошее знание русского реализма; он был знаком со всеми наиболее важными произведениями – в датских, немецких или французских переводах. Начав с Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева и Достоевского, он в конце концов пришел к Толстому и именно ему уделил наибольшее внимание768. Толстой «мощнее Тургенева и здоровее Достоевского», объяснял Брандес. Это писатель, олицетворяющий неподкупный реализм и обладающий уникальной инстинктивной способностью оживлять историю. Другими типичными толстовскими чертами были пессимизм, осознание «ничтожества человека перед вселенной», неверие в разум, скептический взгляд на европейскую цивилизацию, неуважительное отношение к науке, искусству и культуре. В представлении Толстого ценность искусства заключалась лишь в том, что это «орудие истинного познания жизни». Брандес был другого мнения. Говоря о произведениях искусства, нельзя забывать о важности стиля и формы.

Можно предположить, что-то время лекции Брандес следил за реакцией трех присутствовавших в зале дам: графини Софьи Андреевны и ее дочерей Татьяны и Марии769. Толстого среди публики не было; он уехал из Москвы, которую называл «русский Вавилон», за несколько дней до этого770. Шанс ознакомиться с точкой зрения Брандеса появился у него после того, как журнал «Вестник Европы» в том же году опубликовал текст выступления. В следующем году слегка отредактированная версия критического обзора русской литературы XIX века вышла в «Indtryk fra Rusland» (1888, «Русские впечатления»), в 1889‐м эта книга вышла на английском, а в 1896‐м на немецком. Русский перевод увидел свет лишь в 1913‐м, через три года после смерти Толстого.

Брандес произнес много хвалебных слов в адрес Толстого. Трилогия о детстве, «Семейное счастие», «Севастопольские рассказы», «Казаки», «Люцерн», «Война и мир» и «Анна Каренина» – все эти произведения написаны с глубокой «верностью действительности». Пьесу «Власть тьмы», с которой Брандес познакомился после поездки в Россию, он был готов назвать шедевром. В ней Толстой уловил ту часть реальности, которая в европейской литературе еще не описана. Толстой-художник велик, но принять Толстого-моралиста Брандесу было сложнее, что неудивительно. Отголоски морализаторства слышны уже в «Анне Карениной», но по-настоящему «христианский социализм» расцветает в коротких притчах, написанных для народа, и трактатах, в которых проповедуются ненасилие, вера в русский народ, неверие в западную цивилизацию, современное искусство и науку.

Мировоззрение в духе Руссо Брандесу было чуждо. Кроме того, в его представлении, оно было глубоко националистическим: Толстой персонифицировал русский народ, русскую землю, будущее России.

Через год в толстовском дискурсе Брандеса появилась «Крейцерова соната». По мнению датского критика, это была чисто морализаторская работа, в которой Толстой в исконно русской манере гнул свою линию. В статье Брандеса «Dyret i Mennesket» (1890, «Зверь в человеке») повесть использовалась как иллюстрация тезиса названия: сексуальность, представляемая как нечто низкое и грязное, для Толстого была «зверем в человеке». Для Брандеса эти «древнехристианские» представления звучали лишь «забавно»771. Объяснение он искал в прошлом Толстого. Юность bon vivant стала моральной аскезой, попыткой искупить старые грехи и уберечь современную молодежь от подобного распутства.

Первое упоминание Толстого о Брандесе носит негативный оттенок. В 1890 году он признался Ганзену: «Есть у меня две личные антипатии: французский критик Тэн и датский Брандес. Читая их, постоянно чувствуешь, что они сами заслушиваются собственными речами, а эта черта мне крайне несимпатична»772. Уже в стиле письма, в интонации Брандеса было нечто раздражающее, слишком самодовольное. На чем основывалось подобное суждение, нам неизвестно, но толкований здесь может быть много. Брандеса переводили на русский уже в течение десяти лет, его произведения в России можно было также прочесть на немецком. Но в библиотеке Ясной Поляны ни одной книги этого автора нет.