Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Под «трагично» Толстой, наверное, подразумевал полное одиночество бескомпромиссной идеалистки Свавы в конце пьесы. На следующий день после помолвки она узнает, что у будущего мужа Альфа была связь с замужней женщиной. Свава разрывает отношения – даже не потому, что Альф участвовал в супружеской измене, а поскольку он, в отличие от нее, не сохранил невинность до брака. Человек, которого она любила и уважала, оказался «грязным, отвратительным животным» и утратил ее доверие. Одновременно Свава узнаёт, что и у ее отца были отношения вне брака, которые мать прощала, глядя на них сквозь пальцы. Девушка впервые воочию убеждается в общепринятой двойной морали: от женщины требуется целомудрие до брака и верность в браке, а мужчине позволяется реализовывать собственное половое влечение как нечто естественное и неизбежное. Приняв радикальное решение порвать с женихом и отцом, Свава выражает протест против общепринятого взгляда на вопросы сексуальности. Молодые мужчины тоже обязаны проявлять самообладание и блюсти невинность до брака. Перчатка брошена.

Тенденциозная пьеса «En Hanske» подняла тему, которая до этого редко обсуждалась публично. Пьеса не отличалась радикализмом «Крейцеровой сонаты», но тем не менее это был шаг в том же направлении. Потребность в такой пьесе ощущалась и в России, и Татьяна Кузьминская, свояченица Толстого и частая гостья в Ясной Поляне, по его просьбе перевела «En Hanske» с немецкого. В следующем году перевод был опубликован в «Вестнике иностранной литературы» по рекомендации Толстого. Редактор журнала добавил, что на эстетический вкус гениального графа можно положиться787. Утверждение звучало спорно, но помогло обеспечить продажи.

В целом пьесу приняли хорошо – все, кроме четы Ганзен. Во-первых, датчанин и его русская супруга сделали собственный перевод с норвежского оригинала, во-вторых, немецкий перевод, по которому работала Кузьминская, основывался на последней версии текста Бьёрнсона (1886), которая, безусловно, была более удачной с точки зрения драматургии, действие здесь было ритмически ускорено, однако Ганзен и сам автор полагали, что финальная сцена вызывает у зрителя растерянность788. Финал ранней редакции, где Свава на вопрос матери, дала ли она какие-либо обещания Альфу, отвечает: «Возможно», допускал, что примирение молодых, вопреки всему, может состояться. Вторая же версия заканчивалась тем, что Свава уходит за кулисы, разгневанная словами Альфа о том, что все люди, и сама Свава в их числе, натуры двойственные, их действиями управляет не только рассудок, но и неконтролируемая спонтанная сторона. Ганзен прислал Толстому их перевод «Перчатки» (1892) с посвящением «Льву Николаевичу Толстому от любящих его А. и П. Ганзен»789. В предисловии Ганзен рассказывал об истории написания пьесы и утверждал, что готовность к компромиссу в оригинальной версии более привлекательна, нежели строгое осуждение, звучащее в последней редакции пьесы790.

В том же году «Перчатку» поставил петербургский Императорский Александринский театр. Ганзен с неудовольствием прокомментировал, что слабый перевод Кузьминской предпочли потому, что ее муж – известный в городе прокурор791. Тем не менее успех был неподдельным. Пьеса обсуждалась в статьях и лекциях и всегда в соотнесении с «Крейцеровой сонатой».

Толстой не дал ни одного письменного комментария к моральному посылу «Перчатки», однако на его детей соответствующего возраста, которых напрямую касались программные заявления Свавы, пьеса, видимо, впечатление произвела. В рассказе сына Льва Львовича «Прелюдия Шопена» (1898), в котором рекомендуются «ранние, чистые и целомудренные браки» молодой студент Крюков считает, что женщины должны бросить «перчатку» Бьёрнсона в лицо всем мужчинам. Требование целомудрия нужно предъявлять и женщинам, и мужчинам792.

В посылку с книгами для Ясной Поляны Лёвенфельд вложил также английский перевод романа Бьёрнсона «Paa Guds Veje» (1889, «На Божьем пути») – «In God’ s Way» (London, 1890), в котором автор открыто критиковал догматическое церковное христианство, заменяя его религией любви и примирения. В финальной сцене друзья детства – священник и врач – после многочисленных жизненных испытаний соглашаются с мыслью, что «где хорошие люди ходят, там Божий путь». Центральный вопрос – отношение к супружеской измене и повторному браку, основанному на истинной любви.

В дневнике Толстой прокомментировал «На Божьем пути»: «Серьезно, with a purpose, талантливо, местами нескладно, много излишнего и не сшитого»793. Критика композиции романа была полностью оправданной, но, несмотря на формальные недостатки, Толстой рекомендовал книгу знакомым. Роман Бьёрнсона «очень недурной, и интересный, и новый», пишет он единомышленнику Льву Никифорову, обещая прислать книгу, как только жена закончит чтение794. Ганзен также узнал, что Толстой, по существу, оценил «На Божьем пути» так: «Тоже хороший. Он (Бьёрнсон. – Б. Х.) во всем верен себе, искренно любит добро и потому имеет что сказать и говорит сильно»795.