Скептическое отношение Бьёрнсона к Толстому в этот период открыто проявится в рассказе «Mors hænder» (1892, «Руки матери»). Главный персонаж упоминает русского писателя как пример русского радикализма, стремления к роли «славянского мученика». В рассказе изображен портрет почитаемого великого норвежца, оратора и общественного критика, чей главный принцип заключается в том, что каждый (монарх в том числе) должен жить плодами собственных трудов, а богатства следует использовать для всеобщего блага. Отступив от учения Христа, церковь ничего не требует от своих прихожан. Дочь, которая, затаив дыхание, слушает рассказ матери об умершем отце, видит общее с Толстым, но мать ей объясняет:
– Нет, они были совсем разными. Толстого породил славянский народ. Ивана Грозного и Толстого, обоих; это противоположные полюса, которые обусловливают друг друга. Первый действует насильственно, второй даже не сопротивляется. Первый навязывает волю другим, второй отдает все добровольно, думая, что так его желания умрут. Славянское влечение к роли тирана и влечение к роли мученика – оба неистово безграничны. Рождены одним народом, одной средой.
Вся наша западноевропейская свобода основана на ограничениях, и не только для нас самих, но и для других. То есть на сопротивлении. Не ограничен слабый, сильный же устанавливает границы и держит их.
– Но ведь Библия учит…
– Конечно, но Библия тоже с Востока. Западные страны живут
– Он знал Толстого?
– Нет, но он знал то, что старше и Библии, и Толстого…
Политика смирения и абсолютная вера Толстого в «ненасилие» подаются как нечто азиатское и неприемлемое на территориях к западу от России. Если толстовская трактовка христианства действительно основана на Библии, тем хуже для Библии, полагал Бьёрнсон. В этом случае Библии тоже нет места в западном мире.
Как уже упоминалось, за долгие годы в библиотеке Толстого собралось множество переводов произведений Бьёрнсона. Самый первый экземпляр – «Ein Fallissement» (Лейпциг, 1876), немецкий перевод «En Fallit». Далее три русских перевода четы Ганзен – «Мария Шотландская» (1892), «Новобрачные» (1892, «De nygifte») и «Леонарда» (1893). Издатель Михаил Ледерле прислал первые два с собственным посвящением810
. Неизвестно, прочел ли Толстой «Новобрачных» – пустяк о том, как юную героиню перетягивают на свою сторону то родители, то законный супруг. Выданная замуж слишком рано, девушка ставит родительскую волю выше воли мужа, а неспособность расстаться с отчим домом порождает конфликты в браке. Но в любом случае Ганзен получил письмо с благодарностью от Софьи Андреевны: «Я нашла пьесу интересной, хотя сюжет не нов и „Перчатка“ нравится мне больше»811.Бьёрнсон лично следил за тем, чтобы немецкие переводы его новых произведений отправлялись Толстому. «Neue Erzählungen» (1895, «Новые рассказы»), «Der König» (1896, «Король») и «Paul Lange und Tora Parsberg» (1899, «Пауль Ланге и Тура Парсберг»), напечатаные в Париже–Мюнхене–Лейпциге, прибыли с надписью «Vom Verfasser» («От автора»). Дочь Татьяна поблагодарила за «Neue Erzählungen» от лица Толстого и на французском сообщила, что отец с интересом следит за литературной деятельностью Бьёрнсона и непременно читает все написанное им. Сама она большая поклонница Бьёрнсона и особенно высоко ценит пьесу «Перчатка» и книгу о моногамии и полигамии. Однако, к сожалению, в отличие от отца, она не знает немецкого и поэтому не может прочитать все произведения норвежца. У нее есть фотография Бьёрнсона, и иногда ей даже кажется, что они старые знакомые. Через несколько лет знакомство действительно состоялось.
Бьёрнсон ждал какой-либо реакции Толстого на книгу «Der König». Но отклика не было, и он попросил свою знакомую – оперную певицу баронессу Луизу фон Брюммер-Радек (1846–1916) спросить Толстого, получил ли он книгу, которую Бьёрнсон послал ему четыре месяца назад. Толстой без промедления поблагодарил: