Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Бьёрнсон так никогда и не побывал в России. О его политической активности Толстой мог прочесть, к примеру, в предисловии Ганзена к статье «Единобрачие и многобрачие». Кроме того, открытые письма Бьёрнсона часто публиковались в «Петербургских ведомостях»816. Основными темами, волновавшими норвежеца, были отношения между Норвегией и Швецией, требование равноправия народов и даже возможного разрыва унии Швеции и Норвегии. Для Толстого это были несущественные вопросы, и в тональности знаменитого письма Тургенева к Толстому, в котором тот призывал коллегу вернуться к художественной литературе, Толстой через Хильдича просил Бьёрнсона посвятить себя тому, к чему он имел настоящее призвание. При этом надо помнить, что для Толстого лишь немногие художественные тексты Бьёрнсона удостаивались безоговорочного одобрения. Например, пьеса «Laboremus» (1901) была для него не что иное, как «немыслимая мешанина»817.

Нобелевскую премию Бьёрнсона в 1903 году Толстой никак не прокомментировал. Бьёрнсон же, напротив, упомянул Толстого в благодарственной речи, произнесенной на церемонии в Стокгольме. Он говорил о задаче великих писателей, о создании произведений с подчас неосознанной, незапланированной тенденцией, которая могла бы способствать развитию человечества и движению его вперед. Перечислив ряд великих имен, норвежец принес дань уважения Толстому, описав его как «живущего у нашего восточного соседа великого старца, который стоит в открытой гавани человеческого счастья, указывая нам направление». Как и у Ибсена, «долгий рабочий день» Толстого «разрастается, как факелы на вечернем ветру»818. И ни слова о Толстом как об авторе художественных текстов; для Бьёрнсона Толстой был в первую очередь полемистом, влиятельным общественным деятелем.

Активный интерес Бьёрнсона к актуальным политическим темам продолжал вызывать критическую реакцию Толстого. Сам он нерегулярно читал газеты. Отправной точкой его мировоззрения всегда был индивид, а разделение на группы и нации казалось ему искусственным и вводящим в заблуждение. Вину за развязывание Русско-японской войны Бьёрнсон частично возложил на Францию, поскольку та ссудила России миллиардную сумму на военные цели. Более того: российское самодержавие выживало благодаря поддержке французов. При этом Франция лицемерно называла себя миролюбивой нацией. Бьёрнсон требовал не давать никаких займов воюющим странам819. Толстой прочел статью с неприязнью: в ней ведь ничего не говорилось о главной причине любой войны – слепом повиновении солдат!820

В 1907 году Бьёрнсон вмешался в дело словаков. Венгерский министр по делам религии и просвещения Альберт Апоньи ввел закон, по которому преподавание, церковные службы и официальные мероприятия в словацкой части Австро-Венгерской империи следовало проводить на венгерском языке. Недоброжелательность венгерских властей по отношению к словацкому меньшинству вызвала волну протестов. 14 сентября 1907 года Neue Freie Presse (Вена) и Frankfurter Zeitung опубликовали открытое письмо Бьёрнсона председателю проходившего в Мюнхене Международного конгресса мира, членом почетного комитета которого был избран сам Бьёрнсон. От оказанной ему чести норвежец отказался, поскольку в тот же президиум вошел и Апоньи. Идея показалась Бьёрнсону возмутительной: человек, притесняющий меньшинство в своей стране, в публичном пространстве выступает как «апостол мира». «Удалите лицемера из зала конгресса», – призывал Бьёрнсон821. Ему оказали немедленную поддержку, и не только словаки. Сенсацией стала статья «Толстой против Апоньи», опубликованная 11 октября 1907 года в парижском издании Le Courrier Européen, в редакцию которого входил Бьёрнсон. Материал, по сведениям, был взят из «Русского слова» от 29 сентября, где Толстой красноречиво и категорически высказывался против притеснения меньшинства. Это парижское издание публиковало статьи Толстого и ранее, так что выбор канала публикации удивления не вызвал. В статье говорилось, что Апоньи относится к любому не венгру как к не человеку. Министр проявлял нетерпимость и преследовал всех неугодных, считая, что насилием можно добиться результата. Пришло время сорвать маску с Апоньи, доказать, что это не ручная птица, а хищная, это кровопийца, который вместе с венгерскими соотечественниками поставил страну на край пропасти822.

Поддержка со стороны уважаемого коллеги была неожиданной и отрадной, и в письме, датированном «Aulestad 1907 15/10» для адресата «Russia, Jasnaja Poljana, Graf Leo Tolstoy», Бьёрнсон поблагодарил за негаданную помощь: