Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Генрик Ибсен (1828–1906) 845

Отношение Толстого к Генрику Ибсену было более однозначным, чем к Бьёрнстьерне Бьёрнсону, – и однозначно негативным. Имя Ибсена постоянно присутствует в толстовском списке представителей современного вырожденческого искусства как хороший пример вопиюще низкого уровня современной европейской литературы. «На безрыбье и рак рыба» – цитировал Толстой русскую пословицу Петеру Ганзену846. Суждение основывалось на глубоком знании драм Ибсена: Толстой прочел почти все. Ибсена, в свою очередь, задевало непонимание со стороны Толстого, но реагировал он на это с определенной долей юмора. Сам же он видел в произведениях Толстого и достоинства, и недостатки.

Взаимоотношения Толстого и Ибсена начались в 1888 году, когда Петер Ганзен прислал Ибсену экземпляр книги Толстого «I kamp for Lykken: Livsbilleder». Как и в случае с Бьёрнсоном, Ганзен рассчитывал, что пьеса «Власть тьмы» вызовет интерес у норвежского драматурга. Благодарственное письмо от Ибсена пришло в ноябре того же года. Он прочел пьесу с большим интересом, испытав одновременно положительные и отрицательные чувства. Он несколько сомневался в том, что Толстой в достаточной степени владеет драматургической техникой. В ущерб действию иногда доминировали диалоги: «Разговоров больше, чем событий, а диалоги во многих местах показались мне более эпичными, чем драматическими, это более диалогизированная повесть, чем пьеса. Однако, – добавил Ибсен, – главное есть. Дух гения жив и проявляется во всем». Ему также казалось, что «при честном и беспощадном исполнении» «Власть тьмы» может стать сильным, действенным театральным явлением847.

Первое знакомство Толстого с драматургией Ибсена обернулось, напротив, полным разочарованием. Неудачным был уже выбор пьесы. «Kærlighedens Komedie» («Комедия любви»), прочитанная, видимо, в немецком переводе «Comödie der Liebe» (1889), – это произведение романтического периода Ибсена, отчасти в стихах и нарочито риторическое. То, что в пьесе обсуждается брак как институт и ставится вопрос, возможно ли сохранить любовь после свадьбы (тема, увлекавшая Толстого в 1889‐м), помогало слабо. Толстой записал в дневнике: «Как плохо! Немецкое мудроостроумие – скверно»848.

В следующем году к Толстому приехал театральный деятель Рафаэль Лёвенфельд, и речь зашла об Ибсене. Отзыв Толстого, основанный на единственном произведении, прозвучал неутешительно: «Из Ибсена я знаю только „Комедию любви“, и она не убедила меня, в том, что он поэтический гений»849. От сомнений в гениальности Ибсена Толстой так никогда и не избавится.

Ибсен был одним из крупнейших европейских драматургов, и Лёвенфельд хотел дать Толстому возможность прочесть более известные и признанные пьесы. После визита он отправил из Москвы в Ясную Поляну «несколько произведений Ибсена», купленных в немецком книжном магазине «Grossmann & Knöbel»850. Толстой записал, что принял посылку с пятью книгами Ибсена на немецком851. Можно предположить, что речь идет о пяти томах Reclams Universal-Bibliothek: «Nora oder Ein Puppenheim» (1877), «Die Stützen der Gesellschaft» (1878), «Brand» (1882), «Die Wildente» (1887) и «Rosmersholm» (1887), которые и сегодня хранятся в личной библиотеке Толстого852.

Толстой без промедления принялся за чтение «Die Wildente» («Дикая утка»). Пьеса не пришлась ему по вкусу. «Нехорошо», – пишет он в дневнике853. Позднее он пару раз будет использовать именно эту пьесу как доказательство посредственности Ибсена. Более всего Толстого, очевидно, беспокоило то, что он называл «непонятностью» драмы. В интервью Le Temps в 1898 году он сказал об Ибсене:

Vos ecrivains nouveaux sont peut-être profonds, mais moi, je ne les comprends pas. Ils sont aussi obscurs qu’Ibsen, et quant à cet homme-là, je ne sais pas ce qu’il veut dire. Si vous appréciez son Clanard sauvage, vous m’obligeriez en me l’ expliquant… Mais enfin, lui, c’est un Scandinave, – il n’importante! Seulement, en France, le pays de la clarté et du naturel!854

Необходимость объяснять именно «Дикую утку» выглядит странной. В действительности Толстой поместил себя в ситуацию жены Ялмара Экдала Гины (необразованной служанки) и его дочери Хедвиг четырнадцати лет, которые с трудом понимают образный язык гостя Грегерса Верле: