Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

L’ homme est à la maison et est occupé à ses affaires. On vient chez lui et on lui dit: voilà un fusil, prend le et va tuer l’ homme que je te désignerai. Parmi mille hommes il est douteux que puisse se trouver un seul qui sous les plus terribles menaces puisse consentir à commettre ce meurtre. Mais ce même homme est incorporé dans un régiment. On l’ habille comme des milliers d’ hommes qui sont dans les mêmes conditions, on le fait marcher, courir, sauter au çable, et après des mois, un an peut-être, l’ homme est préparé à faire tout ce qu’on exigera de lui: il tuera tous ceux qu’on lui ordonnera de tuer. Voilà la superstition, la tromperie, la suggestion que nous devons détruire1121.

Но опасения Толстого подтвердились. Когда пошла третья неделя забастовки и никаких путей выхода не было, а были лишь подозрения, что ситуация ухудшится, комитет принял решение перенести конгресс на год. Осуществление запланированной программы для пятисот делегатов превратилось бы в рискованную затею. Иностранная пресса уже активно освещала масштабную шведскую забастовку, вызывая у иностранных гостей сомнения в безопасности поездки в Швецию. Конгресс с сокращенной программой никому не был нужен. И все же решение о его отмене принималось с трудом. Удастся ли заблаговременно связаться со всеми приглашенными?1122 Раздавались также голоса против. Один из них принадлежал вице-председателю Ваврински, который в письме другому члену комитета Арвиду Грунделю назвал перенос поспешным1123.

Всех приглашенных проинформировали о решении 4 (17) августа, то есть в тот же день, когда Толстой поставил точку в работе над докладом. Уже назавтра новость появилась в русской прессе. А еще через день Толстой получил короткую телеграмму от Ланглета с текстом «Congrès remis 1910» («Конгресс отложен 1910»)1124. Фанни Петерсон также сообщила в письме о переносе, но «J’espère alors que le calmé intérieur aura en le temps de présenter, la calmé a regrée irréprochablement pendant tout le temps de la grevé les deux derniers semaines»1125.

Конгресс в Стокгольме отменили, в Ясной Поляне воцарился мир, но Толстому чудился скандал. Может быть, шведских организаторов испугало его обещание приехать в Швецию с речью в кармане? Узнав о решении организаторов, Толстой в тот же день поделился мыслями с Маковицким: «Я думаю, – нескромно с моей стороны, – что в отложении конгресса играли роль не одни забастовки рабочих в Швеции, а и то, что я собирался приехать, и мое письмо к ним, и статья газеты. Побоялись приезда. „Как нам быть с ним?“ Прогнать нельзя. И отложили конгресс»1126.

Упоминаемое Толстым письмо – это положительный ответ на приглашение Комитета мира, а статья – интервью Спиро в «Русском слове». Но ни в одном Толстой не раскрывал содержание своего доклада и говорил лишь о некоторых острых формулировках. То есть уже его неожиданное «да» организаторам воспринималось им как одна из причин отмены конгресса. Но то, что из страха перед радикальными взглядами одного участника, которые к тому же были хорошо известны и ранее, организаторы могли пренебречь месяцами подготовительной работы и планами сотен других делегатов, не представляется вероятным. Если добавить сюда тот факт, что в следующем году Толстой получит новое приглашение в Стокгольм, возникнет непреодолимый соблазн назвать слова Толстого действительно нескромными.

В тот же день 7 (19) августа в разговоре со знакомым, князем Дмитрием Оболенским, Толстой выразился более дипломатично: «Я хотел говорить об идее мира, для которой я работал всю мою жизнь, но и это надежда рухнула из‐за генеральной забастовки в Швеции. Мне очень хотелось хоть раз до моей смерти видеть эту мою сокровенную надежду сбывшейся, хотелось без всякого внешнего принуждения говорить об ужасах войны и причинах войн. Но все предназначено было по-другому»1127.