Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Книга «Heräämiseni» была быстро переведена на русский полностью411. Ярнефельт стал с нетерпением ждать комментариев Толстого. Ответ задерживался, и Ярнефельт решил написать снова, спросив, когда и где они могли бы встретиться. У него был важный вопрос, который он хотел бы обсудить с Толстым. Видимо, вопрос касался отношений между Россией и Финляндией. Запоздалый ответ пришел лишь через полгода. Книга Ярнефельта произвела сильное впечатление на всех, кто прочел русскую версию; в ней нашли подкупающую честность и серьезность. Однако необходимость во встрече, по представлениям Толстого, отсутствовала. Они увидятся, если Богу будет угодно, смысла же тратить на встречу время и деньги нет. На все вопросы Толстой был готов ответить в письмах412.

Прошло два с половиной года, на протяжении которых между Толстым и его финским единомышленником не было никаких контактов413. За это время Ярнефельт предпринял еще один шаг в духе Толстого. В 1897 году он с семьей переехал в деревню Виркбю (Вирккала) в окрестностях Лойо (Лохья), чтобы посвятить себя сельскому хозяйству. Как писатель он тоже был в первую очередь христианином толстовского толка. В «Puhtauden ihanne» («Идеал чистоты», 1897) проповедовалось целомудрие, а в «Maria» (1897) подвергался критике догмат непорочного зачатия.

В июле 1898 года Ярнефельт получил от Толстого короткое письмо с неожиданным содержанием:

Хотя мы и никогда не видались, мы знаем и любим друг друга, и потому я смело обращаюсь к вам с просьбой оказать мне большую [помощь]. Дело, которое, [я имею к вам], должно [остаться никому не известным], кроме вас, [и по]этому никому не говорите и про это письмо, а ответьте мне (Моск. Кур. дор., ст. Козловка), где вы теперь и готовы ли помочь мне?414

Ярнефельт быстро отреагировал, сообщив свой адрес (Виркбю, железнодорожная станция Хангё), и пообещал помощь всем, чем только сможет. Но новых известий от Толстого не поступило, и дело сошло на нет само собой. На самом деле Толстой уже тогда планировал уход из дома, который осуществит лишь в 1910‐м. Жизнь в имении с ее острыми противоречиями между идеалом и действительностью требовала определенных решений. Отношения с супругой были натянутыми из‐за ее «романа» с пианистом Сергеем Танеевым, личная жизнь детей никак не соответствовала тому, что Толстой считал истинным и важным. Толстой так далеко зашел в своих намерениях, что даже написал прощальное письмо жене, которое она получила бы после его отъезда. Поразительно, что в качестве места для бегства он выбрал дом Ярнефельта. Тот уверял, что догадался, что именно задумал Толстой, и на их встрече в 1899 году Толстой подтвердил его подозрения: «Да, вы поняли меня правильно, но в тот раз я преодолел искушение». Толстой даже извинился: «Простите, Арвид Александрович, что я так живу, но, видимо, так и должно быть»415.

В следующем письме Ярнефельт обстоятельно отчитался о своем литературном творчестве. Книгу «Evankeliumin alku, eli Jeesuksen syntyminen ihmisestä ja jumalasta» («Начало Евангелия, или Рождение Иисуса человеком и Богом», 1898) о физическом и духовном рождении Иисуса и об искушениях в пустыне пришлось издать за собственный счет, поскольку заинтересованного издательства не нашлось. Рецензенты из религиозных соображений злобно критиковали книгу и отпугивали читателей. Историческая драма «Samuel Cröell» только что отправлена в театр в надежде на успех и хорошие доходы, в этом мирском желании Ярнефельт со стыдом признавался. Ситуация не позволяла ему отказываться от гонораров и авторского права, как это делал Толстой. А сейчас он хотел покаяться и оставить беллетристику, чтобы вернуться к материально невыгодной работе по толкованию Евангелий416.

В ответном письме Толстой успокоил своего финского друга. Материального успеха не следует страшиться, пока речь идет не об охоте за излишествами, а об уверенности в хлебе насущном. Пользы же от толкований Библии он, напротив, не видит вовсе. В действительности их время миновало. Сейчас нужно писать книги, пропитанные духом учения Христа, не исходящим из Библии, а основанным на «разуме и любви, качествах, общих для всех людей»417.