Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Дискуссия прервалась, когда Толстому доложили о приходе доктора, которого писатель просил прокомментировать одну недавно вышедшую книгу. Попрощавшись с молоканами, Толстой и Ярнефельт вернулись в гостиную, где гость без предисловий приступил к обсуждению книги, которой оказалась «„Крейцерова соната“ графа Л. Н. Толстого с точки зрения гигиены» (1899) Владимира Вольфсона. Половое воздержание было важным компонентом мировоззрения Ярнефельта, поэтому рассуждения доктора он воспринимал с интересом. Толстой, напротив, слушал с мрачной миной, что, впрочем, больше относилось к манерам гостя, а не к сути его высказываний. В действительности Вольфсон разделял взгляды Толстого почти по всем вопросам, единственным возражением было то, что Толстой не уделяет достаточного внимания внешним, физическим, аспектам полового влечения. Чтобы преуспеть в борьбе, надо изменить образ жизни. Для Толстого же решающее значение имела духовная сторона. Неожиданным признанием Толстой завершил дискуссию: «Природа заложила в нас такую сильную тягу, обеспечив тем самым продолжение человеческого рода, что действительно придется мобилизовывать все силы, чтобы противостоять ей, и эта борьба начинается в пятнадцать и продолжается до семидесяти лет»435.

Следующим посетителем был английский ученый, рассказывавший о поездке на Ближний Восток и встречах с «бабистами» (бахаи), которых преследовали в Персии. Их религия имела много общего с изначальным христианством. Для них все люди были братья, и убийство противоречило Божией воле. Англичанин оставил Толстому книгу о религии бахаи, с которой Толстой уже был в общих чертах знаком. Как и гость, он пришел к выводу, что у нее много общих черт с учением Христа. Подарком, видимо, была книга «A Year among the Persiens» («Один год у персов», 1893) Эдварда Гранвилла Брауна, объемный том, сохранившийся в библиотеке Ясной Поляны без пометок. А посетителем был, вероятно, близкий друг Брауна, археолог и палеограф Эллис Миннс (1874–1953). В 1898–1900 годах Миннс находился в России, в том числе и в Москве, как ученый. Русский язык он выучил еще до приезда в Россию, и описание «he delighted to speak Russian elegantly and with astonishing correctness to his dying day» («он с удовольствием говорил на изящном и поразительно правильном русском до конца своих дней». – англ.)436 соответствует отзыву Ярнефельта, который назвал русский язык гостя витиеватым и сверхвежливым. Позднее, уже в качестве профессора Кембриджа, Миннс написал предисловие именно к книге Брауна «A Year among the Persiens»437.

Затем появился элегантно одетый молодой человек с горящим взглядом, поведавший, что хочет присоединиться к последней группе духоборов, которые отправляются в Канаду. Его отец поддержал проект суммой в семь тысяч рублей. Ярнефельту показали американскую газету с фотографией старшего сына Толстого Сергея и группы духоборов в порту Нью-Йорка. Этого посетителя можно идентифицировать как Александра Коншина (1867–1919), сына богатого купца из Серпухова, который по просьбе Толстого безвозмездно поддержал переезд духоборов438.

За вечерним чаем у Ярнефельта снова появилась возможность поговорить с Толстым о Финляндии. Толстой хотел более подробно узнать о религиозных отношениях в стране. Ярнефельт ответил, что финны придерживаются лютеранской веры, на что писатель покачал головой: «Лютеранство может быть очень, очень консервативным»439. Ярнефельт понял, что о лестадианстве, свободных церквях и Армии спасения лучше не упоминать, потому что они были сосредоточены на спасении души и жизни на том свете и не проявляли особого интереса к социальным темам. Когда же Толстой спросил, может ли религия дать финнам какой-либо ответ на вопрос, как им следует поступить в возникшем российско-финском конфликте, Ярнефельт вдруг осознал различие между реакцией на кризис в виде богослужений с пением псалмов и служением Богу посредством воплощения его воли в настоящем.

Далее речь зашла о производственных конфликтах и забастовках. «Забастовки с требованием повысить оплату труда – это одно, но можно представлять себе забастовки и по другим поводам», – объяснил Толстой440. Недавно в России забастовку объявили два профессора, потому что их не устраивало новое решение, касающееся положения в университете: