Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Фразер объяснил Толстому, что Финляндию тревожит будущее. Сам он любит и Россию, и Финляндию, и эта раздвоенность делает его положение мучительным. Толстой чутко отреагировал на слово «патриотизм»: «Вы, наверное, знаете, что я его не люблю и не советую. Это своего рода самообман, более чем опасный потому, что сопровождается грубейшей своевольностью и величайшими несправедливостями». Фразер запротестовал. В случае с Финляндией речь идет только о праве жить собственной жизнью по своему нраву. Толстой согласился: «Не нужно, неверно и против всякой справедливости лишать других, целый народ, права на мирную жизнь». Ситуацию он проиллюстрировал той же метафорой, которую приводил и Ярнефельту, – сравнением с жизнью в доме, где окно, дарившее обитателям воздух и свет, заколачивает досками чья-то жестокая рука. Одновременно Толстой с печальным взглядом признал собственную беспомощность: «Вы в отчаянии, и у вас есть для этого причина, но что могу сделать я?» Сдерживая слезы, впечатлительный Фразер отметил, что уже сам факт, что Толстой вместе с «гуманной, человечной, образованной Россией» поддерживает их, имеет для финнов чрезвычайное значение.

Симпатии Толстого были целиком на стороне финнов, несколько дней назад он говорил это и братьям Ярнефельтам. Таким же был его совет всем пострадавшим от незаконных мер: «Протестуйте, протестуйте, если не хотят слушать – протестуйте все равно. Пусть заберут у вас ваше право – насильно возможно все, но протестуйте, несмотря на это, ничего не отдавайте сами, пусть пытаются заставить вас силой, и тогда мы посмотрим!»

Преданный императору Фразер полагал, что «горстка злонамеренных людей» скрывает от Николая II правду о положении в стране. Чтобы доказать не столь уверенному в этом Толстому, что за политикой русификации стоит не царь, Фразер предъявил экземпляр газеты «Русский труд» с Февральским манифестом. Пятый параграф законоположения содержал предложение с ошибкой: отсутствовало сказуемое. То, что императору могли показать грамматически неверный документ, было совершенно невозможно! Фразер отмечал это и в беседе с генерал-губернатором Николаем Бобриковым.

Толстой вежливо уклонился от комментария к этому необычному аргументу, спросив о Великом народном адресе. Фразер рассказал о нападках, постоянно совершаемых в Финляндии «жандармами, русскими коробейниками, татарами и им подобными». Российские газеты печатают беспочвенные статьи о финской русофобии, в то время как реальная проблема заключается в том, что политика режима вредит добрым отношениям между двумя народами. Цензура не позволяет открыто говорить о протестах и иных мнениях. Приостанавливается выпуск газет, апеллирующих к «закону и праву». Распространение информации о сути конфликта и его содержании воспринимается как попытка посеять недоверие к правительству. Толстой мрачно слушал.

Фразер, воспользовавшись случаем, вручил Толстому подарок – французский экземпляр большого альбома «Finland i 19de seklet» («Финляндия в XIX веке», 1894) в специальном кожаном переплете с золотым обрезом. Книга о Финляндии, достигшей процветания во многих областях в период, когда была частью Российской империи, служила мерой борьбы против нынешних попыток изменить status quo.

Потом Фразер мобилизовал все свое красноречие: «Скажите, граф Лев Николаевич, разве можно вынести такое положение? Каждый день и каждую минуту видеть вокруг себя ложь, незаконность и преступления, защищаемые блюстителями закона, тогда как честные, достойные работники, полезные граждане лишаются средств только потому, что положение дел им глубоко противно?»

Толстой в сердцах воскликнул: «Но, боже мой, вы действительно не можете говорить открыто обо всем этом?» Фразер взял его за руку, наклонился вперед, заглянул в глаза и с дрожью в голосе ответил: «Мы могли бы, если бы граф Лев Николаевич был нашим защитником. Вы уже советовали нам не сгибаться перед несправедливостью, спасибо за это, граф! Но заступитесь за нас еще: постарайтесь сделать так, чтобы обо всем узнал император!»

В этом, собственно, и заключался генеральный план Фразера – пробить оцепление коварных врагов Финляндии и известить Николая II об истинном положении дел. Не разделяя наивной веры Фразера в благосклонность царя, Толстой тем не менее пообещал сделать все, что в его силах. Договорились, что Фразер пришлет краткий письменный отчет о Февральском манифесте и его последствиях, а Толстой обратится к Черткову, у матери которого были хорошие связи при русском дворе.