Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Каким Толстой видел будущее? На самом деле более мрачным, чем раньше. Новый министр внутренних дел Дмитрий Сипягин (который через два года погибнет от пули террориста) был способен действовать без оглядки на закон и право. Имелись все основания полагать, что среди правящей верхушки друзей у Финляндии нет. То, что датская вдовствующая императрица Дагмар, Мария Федоровна, которая была контактным лицом матери Черткова при дворе, испытывала симпатию к братской северной стране, казалось Толстому маловероятным451. Не стоило рассчитывать ни на великого князя Константина Константиновича, ни на принца Александра Ольденбургского. С последним финны уже встречались и передали ему «Finland i 19de seklet» и атлас, выпущенный Географическим обществом Финляндии. У Фразера был с собой экземпляр этого уникального в своем роде атласа, предназначавшийся для Толстого, но тот живо запротестовал: он ведь уже получил петицию деятелей культуры «Pro Finlandia» и книгу «Finland i 19de seklet», оказавшуюся весьма поучительным сочинением.

Пришло время прощаться. Красноречиво и с волнением в голосе Фразер выразил веру в будущее: «Мы твердо надеемся, что автор „Воскресения“ увидит – и возможно, очень скоро – наше воскресение и воскресение всего великого добросердечного русского народа к новой, более светлой и благородной общественной жизни».

Толстой слушал со слезами на глазах. Потом встал и пожал Фразеру руку: «До встречи! До нового радостного свидания! Вот увидите, все снова будет хорошо. Мужайтесь, только мужайтесь!»

На улице Фразера ожидал экипаж. Кучеру стало любопытно: «Вы были у графа? Видимо, он к вам хорошо относится. Он принимает многих, но скуп на слова». Фразер с удивлением понял, что разговор с Толстым растянулся на полтора часа!

Из опасений перед цензурой Фразер опубликовал небольшую книгу о трех встречах с Толстым анонимно и за пределами Финляндии, в Швеции. Читатели «Mina besök hos Grefve Leo Tolstoy» («Мои визиты к графу Толстому», 1901) легко могли представить, что разговоры с финном произвели на Толстого сильное и глубокое впечатление, но имя Фразера у Толстого не упомянуто ни разу. Однако то, что отчеты Фразера об этапах развития ситуации в Финляндии были Толстому интересны, сомнений не вызывает. Но обещание попытаться передать достоверную информацию императору, судя по всему, исполнено не было. В письмах Толстого к Черткову об этой просьбе не упоминается, да и уверенность Фразера в том, что Николай II не осведомлен о политике русификации и последствиях Февральского манифеста, Толстой в любом случае не разделял.

Теодора Краруп – ок. 1900 [?]

В начале 1940‐х в Копенгагене, в квартире на улице Виллемосгаден, пожилая седая дама диктовала свои воспоминания журналисту Вильяму Хасте. Спустя сорок лет, прожитых в России, художница Теодора Краруп (1862–1941) вернулась на родину в Данию, из которой уехала в 1896 году. Ей есть что рассказать. Россия была страной возможностей, датчанка быстро освоилась в художественном мире Петербурга. Знакомство с датской вдовствующей императрицей Марией Федоровной обеспечило ей хорошо оплачиваемые заказы при дворе. Краруп написала несколько портретов самого Распутина. В мемуарах, созданных на основе разговоров с Хасте, «42 Aar i Czarriget og Sovjet» («42 года при царе и Советах», 1942) описывается жизнь в Петербурге, встречи с министрами, писателями, журналистами, датчанами, шведами… Пережитое лично смешивается с прочитанным452.

Среди тех, с кем, по словам Краруп, она встречалась в России, есть и Толстой. Когда это произошло, она не говорит, сообщая лишь, что встреча состоялась в один из ее приездов в Москву. Но у нас есть ориентир. Поскольку Толстой рассказывает датской гостье, что прочел почти все тома серии Петера Ганзена «Фиорды» (13 томов, 1909–1913) и обратил особое внимание на роман В. Йенсена «Ледник: мифы о ледниковом периоде и первом человеке», второй том серии «Долгий путь», то речь должна идти о 1909 годе и последнем визите Толстого в Москву. Однако возникает проблема. В тот раз Толстой останавливался в Хамовниках всего на две ночи (3–4 и 18–19 сентября), а в промежутке жил у Черткова в 35 километрах от города. Недолгое время, проведенное Толстым в стенах московского дома, подробно задокументировано, и среди тех, кто утром 19 сентября толпился в доме, Краруп не значится. Даже если она приходила в этот день, то частную аудиенцию для долгого разговора ей бы получить не удалось. Положение осложняется еще и тем, что в библиотеке Толстого нет ни одного экземпляра «Фиордов» и ни серия, ни роман Йенсена нигде больше не упоминаются.