Читаем Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве полностью

В обществе Александры Бэкманн и Сундквист прошли в главное здание, где в ожидании Толстого расположились в библиотеке. С помощью ширмы пространство разделялось на спальню и кабинет, приемную и читальный уголок. Опустившись в обитое кожей кресло, Бэкманн рассматривала корешки книг в шкафах: Верлен, Спиноза, «Опыты» Монтеня и «In Darkest England and Way Out» («В трущобах Англии») Уильяма Бута. Видимо, кто-то прислал Толстому сочинение основателя Армии спасения, в котором тот описывал социальные беды Англии и советовал, с помощью каких реформ их можно преодолеть. Над просиженным диваном висели картины – портреты графини и красивого мальчика, одного из сыновей.

Сообщили, что граф готов принять гостей. Поднявшись по изогнутой лестнице и пройдя через несколько маленьких комнат, они оказались в гостиной. К ним подошел Толстой и, сутулясь, протянул руку. Он приветливо улыбался, но глаза быстро и внимательно изучали шведских дам. Толстой был одет в привычную крестьянскую одежду, кафтан с кожаным ремнем и сапоги с высокими отворотами. Волосы седые и длинные, борода, остриженная так, что был виден подбородок, свисала до груди.

Толстой заверил посетительниц, что они ему не помешали. На самом деле он за несколько дней не написал ни строчки, потому что не может сформулировать свои мысли. В его кабинете начался оживленный разговор. Шведки охотно спорили, не опасаясь возражать знаменитости. Бэкманн говорила о движении анархистов. Год назад она ездила в Нидерланды, чтобы сделать репортаж и познакомиться с деятельностью местных анархистов, на которых оказал влияние Толстой. Она посетила две коммуны, одну в деревне Бларикюм около Зёйдерзе, которую организовал художник Отто ван Реес (1884–1957), и другую в Валдене, где руководителем был Фредерик ван Эден (1860–1932), психиатр и писатель. Ключевыми понятиями там были сельское хозяйство, коллективные собственность и жилье, духовность. В Бларикюме имел место кризис. Идеалы традиционной семьи стали причиной того, что коллектив «трещал по швам», и при этом многие устали от тяжелого физического труда за мизерное вознаграждение. Встреча с Эденом была, напротив, вдохновляющей: здесь утопическая мысль была жива465.

Толстой отдалился от анархистов, которые признавали террор, но их стремление избавиться от всякого господства вызывало у него глубокую симпатию. Для человечества такое решение было правильным. Но когда утопия сможет претвориться в жизнь, скоро или в далеком будущем? «Никто этого не знает, – ответил Толстой. – Возможно, понадобится много лет, чтобы эпоха созрела для подобного потрясения, но также возможно, что это случится завтра. Впрочем, когда это наступит, нас не должно касаться. Наша задача лишь следовать воле Божией, отдав все остальное в его руки».

– Но что означает поступать по Божией воле? – спросила Бэкманн. Толстой ответил не колеблясь: «Поступать по Божьей воле значит следовать словам Христа: „Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними“. Христос был первым и самым большим анархистом, и уже 1900 лет люди пытаются бороться с его воззрениями». Бэкманн возразила. Люди разные, и их толкование этой заповеди может дать весьма различные результаты. «Нет, – решительно ответил Толстой, – они все одинаковы, мы все одинаковы».

Здесь лучше всего было сменить тему, и разговор переключился на философскую проблему зла как силы, действующей наряду с добром. В чем заключается роль зла?

Толстой взял себя за бороду и бросил острый взгляд на шведку, которая так уверенно высказывала свою точку зрения:

Нет никакого зла, а есть только наша близорукость, из‐за которой мы так видим. Когда мы отворачиваемся от страданий, как от зла, мы уподобляемся детям, которые не хотят пить лекарство, потому что оно неприятно на вкус. Чем просвещеннее мы становимся, чем больше поступаем по воле Божией, тем меньше этого явного зла мы видим. Таким образом, рост просвещения – вот к чему мы должны стремиться. Самыми большими преградами в борьбе за просвещение становится церковное учение и духовенство. Оно сеет проклятия, а учение его искажает жизнь и человечество466.

Толстой как раз работал над обращением к духовенству всех религий, в котором хотел доказать неверность их толкований467. Сообщение Бэкманн о том, что в Швеции многие теперь выступают за ослабление роли церкви в школе, Толстой воспринял с одобрением.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары