Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Но что думает Толстой о тех методах, которыми священники в России эксплуатируют бедных? «Да, но то, что они делают, второстепенно по отношению к тому, чему они учат. Государство должно платить им за молчание вдвое больше, чем то, что они теперь получают за то, что говорят. Мир от этого стал бы во много раз лучше и счастливее. Кто, к примеру, сейчас верит в Библию как в священную книгу?»

Сундквист, подруга Бэкманн, подтвердила, что лично она не верит. А что думает Толстой? «Я читаю ее так, как читаю любую другую книгу, как слово Будды, сочинения Паскаля или Эпиктета». Далее Толстой сделал поразительное признание:

Я также не верю в то, что Христос когда-либо существовал. Представления о нем как о личности меня никогда не интересовали. Древнейший библейский текст – это, как вы знаете, Послания Павла, из них и возникло все христианское учение. Павел ведь был фарисеем школы Гамалиила, и он ничего не говорит о Христе, а лишь представляет учение о любви и праведности. И провозглашая новую веру истинной, он говорит: это учение не мое, а другого. И тогда люди начали искать в священных легендах того, кто может быть этим «другим», и наконец нашли у Луки историю о предполагаемом Мессии. А продолжив поиски, обнаружили похожую историю у неких Марка и Матфея. Из этих материалов сфабриковали историю Христа и христианства. Фальсифицированная сторона Флавия – это тоже громкое свидетельство нереальности личности Христа. Кстати, немецкий автор, подписавшийся Verus, написал обстоятельное и остроумное исследование по данному вопросу. Его книга называется «Die Bedeutung der vier Evangelien» («Значение четырех Евангелий» – нем.)468. Мне вообще довольно безразлично, кто первым высказал истины христианства. Я отношусь к этому так же, как к посланию, которое я, плывя на корабле, достал из пойманной в море бутылки. Оттуда или отсюда – я не знаю, откуда это послание изначально прибыло, и его ценность от этого не зависит469.

Шведские дамы нашли сравнение несколько «прихрамывающим», но промолчали. Толстой продолжил монолог: «Как долго придется ребенку страдать и бороться, прежде чем он освободится от церковного учения, если это ему вообще удастся, в противном же случае он проживет свою жизнь в угнетении, лжи и мраке».

Что это значит? Нужно ли детей воспитывать вообще вне религии? Толстой ответил отрицательно: «Это как думать, что человек может жить с телом без сердца. Ребенок сам несет в себе религию, в сердце; у него есть любовь, и она его верно направляет».

Бэкманн еще раз прибегла к аргументу об индивидуальных различиях. Даже любовь может проявляться у людей по-разному, не правда ли? Толстой согласился: «Да, есть два вида любви: та, которую собака испытывает к своим щенкам, к себе подобным и к хозяину, и мы к своим ближним – эту любовь я бы назвал звериной. Но у нас есть и иная любовь – разумная, единственно правильная и верная, та, которую мы должны испытывать к нашим недругам».

Именно по этому пункту, в представлении Толстого, церковь проявила слабость. Парадоксально, но она дала людям понять, что религия есть нечто избыточное. Поэтому Ницше и прочие утверждали, что человек может обойтись без религии. Но это неправда! Человек не может жить без религии, без Бога.

Вот как! Толстой все-таки верит в высшую власть, а возможно, и в персонального Бога!

«Да, разумеется, я твердо верю в Бога. Но не в бога как личность, что означало бы сократить Бога до себя самого, установить для Бога препятствие. Иеговисты точнее всего описывают Бога, называя его „я есть“ или „я есть тот, кто я есть“».

Толстой не был пантеистом, но был убежден, что в нем есть искра Божия. Эта искра может разгореться или погаснуть.

Но что думает Толстой о сотворении мира?