Визит к Толстому также был включен в программу. Из Москвы Тëрнгрен отбыл 4 апреля 1904 года. Переночевал в тульской гостинице и собирался нанять экипаж до Ясной Поляны, но тут выяснилось, что в этой же гостинице находится сын Толстого Илья. Они договорились поехать вместе, но прежде сделать глоток-другой, чтобы подкрепиться перед тяготами предстоящего пути.
Зима еще не отступила. На улицах снег растаял, но за городом высились сугробы. На небольшой проселочной дороге экипаж застрял, и мужчинам пришлось выйти и остаток пути пройти пешком. Вдобавок ко всему у Ильи не оказалось галош, без которых идти по снежной слякоти было трудно. Примерно через километр пришлось перейти разлившуюся речку. Мост отсутствовал, и оставалось лишь закатать брюки и шагнуть в ледяную воду. Последнюю часть пути до Ясной Поляны они бежали вприпрыжку.
Уже на месте слуга помог им переодеться в сухое, поэтому в столовой графского имения Тëрнгрен появился в чужой одежде. За столом сидели Софья Андреевна, сын Сергей, две дочери (вероятно, Мария и Александра), невестка (жена Ильи Софья Философова?), зять (Михаил Сухотин?), сенатор и юрист Анатолий Кони и еще два гостя473
. Тëрнгрена тепло приняли, всем хотелось услышать об их с Ильей обильной приключениями поездке. Когда через какое-то время к столу вышел Толстой, историю пришлось повторить заново.После ужина разговор переключился на политические темы. По просьбе Кони Тëрнгрен рассказал о финском сенате. Картина сложилась позитивная, но впечатление на Толстого она не произвела: «Cela s’appelle trahir» («Это же чистый обман» –
Было очевидно, что идеализированное представление Толстого о финнах как о едином народе с высокими этическими принципами неприятия войны и насилия несколько пошатнулось. Но борьба еще не проиграна: «Вы должны продолжать ваше пассивное сопротивление, мне это очень нравится. В нем большая сила, и это единственное, что вы можете делать. Вам нужно постараться мобилизовать мощное общественное мнение в поддержку его, а это возможно, пока слабые не начнут идти на уступки». Тëрнгрену, который сам был заметной фигурой движения пассивного сопротивления, не оставалось ничего, кроме как согласиться.
Узнав, что в отдельных местах люди, вопреки всему, готовы идти на уступки, Толстой огорчился: «Неужели финские мужчины способствуют укреплению самодержавия и в вашей стране? По-моему, это последнее, что должен делать финн». И какова роль Арвида Ярнефельта во всем этом? Он должен стать добрым соратником Тëрнгрену. Странно, впрочем, что Ярнефельта до сих пор не выслали из страны.
О России Толстой ничего не сказал, но, насколько Тëрнгрен понял, он работал над статьей, протестующей против Русско-японской войны475
. Радикальную точку зрения на Россию высказали сыновья и зять, без комментариев со стороны Толстого и Кони. Позже вечером Толстой прочел некоторые из «солдатских рассказов» авторства одного молодого русского писателя, который, по словам Толстого, был одарен «не слишком сильно, но достаточно».Часы показывали двенадцать ночи, когда Тëрнгрен и Илья уехали назад в Тулу. На сей раз все обошлось без происшествий.
Летом 1904 года два финских студента, Яло Ландгрен (после 1906 – Яло Калима, 1884–1952) и Осмо Старк (впоследствии Туорила, 1881–1933), получили шанс встретиться с Толстым. За плечами у них было два года учебы на славянском отделении Гельсингфорсского университета, и в 1904 году они получили стипендию для летней поездки в Россию с целью углубленного изучения русского языка. Они прибыли в Москву без четких планов, но у Старка был адрес Ивана Горбунова-Посадова, главы издательства «Посредник», с которым он случайно познакомился прошлым летом. Горбунов-Посадов, «простой, но приветливый и юмористически мыслящий человек», принял их в доме со спартанской обстановкой (даже шторы на окнах отсутствовали), подтверждавшей, что хозяин разделяет взгляды Толстого. Узнав, что молодые люди ищут пристанище на лето, Горбунов-Посадов пообещал связаться со знакомым, которым оказался Михаил Булыгин (1863–1943), бывший гвардейский офицер. Хатунка, его имение, находилось всего в пятнадцати километрах от Ясной Поляны. Толстой стал звеном в контакте с Булыгиным, и спустя несколько дней вопрос решился.