Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Японское правительство тоже нагнетало международную напряженность. Происходящая милитаризация в худшем случае получит общемировые последствия. Японскую литературу Толстой знал плохо, но сомневался в ее значении. Другое дело – Китай. «Китай – прекрасная страна. У китайцев мы можем многому научиться! Почему бы не уделять больше внимания изучению языка и литературы Китая. Я уверен, что это себя оправдало бы. Огромный и мирный Китай – восхитительная, прекрасная страна».

Далее заговорили о русской литературе. Ошибка Горького заключалась в недостаточно твердом мировоззрении. Талант у него, разумеется, был, но он был и у Мережковского. Чехов написал много хороших рассказов, но как драматург ничего значительного не создал. Его пьесы только для развлечения. В конце концов, все современные писатели все равно не такие великие, как классики – Шекспир, Гёте, Шопенгауэр и другие. «Die Welt als Wille und Vorstellung» («Мир как воля и представление») Шопенгауэра – вот замечательная книга! Недавно Толстой получил «Geschlecht und Character» («Пол и характер») Отто Вейнингера, но многого от этой книги не ожидал.

Шведская литература? Стриндберга Толстой знал мало, но полагал, что имеет о нем представление: «Полубезумец хуже Ибсена, разве нет?»

Успели поговорить о вивисекции и вегетарианстве, к этим вопросам Толстой испытывал глубокий интерес. Главный принцип звучал просто: «У человека нет права причинять страдания животным». Особенно когда нет уверенности, что эксперименты над животными приведут к новым медицинским открытиям. То, что вегетарианство не имеет успеха во всех странах и у всех слоев населения, Толстого в высшей степени удручало.

На этом беседу прервал доктор Маковицкий, пришедший с каким-то безотлагательным делом. Олега проводили на верхний этаж, где предложили простой завтрак в компании дочерей Толстого. Гость выразил сожаление, что Толстой не захотел комментировать недавние общественные волнения в России, но молодые дамы знали тому причину. Отец открыто выразил свою позицию в свежей статье и, кроме того, буквально накануне обсуждал эти вопросы с английским журналистом. «Для него утомительно повторять свое мнение несколько раз», – сказала Мария.

Эйно Ландгрен – 1905 482

Осенью 1904‐го брат Яло Ландгрена Эйно (1882–1972) получил двухгодичную стипендию на обучение в Московском университете. Он живо интересовался русской литературой и театром, смотрел чеховские постановки во МХАТе и перевел на финский злободневную повесть Леонида Андреева «Красный смех» (1905). Но самым великим авторитетом для Эйно был Толстой. Он ценил его и как писателя, и как религиозного реформатора. Какое-то время Эйно даже строил планы переехать в деревню, чтобы по примеру Толстого заняться сельским хозяйством.

Предыдущим летом в письмах из России его брат Яло рассказывал о семье Булыгиных и о незабываемых часах в обществе Толстого. Горбунов-Посадов в свое время посодействовал тому, чтобы пребывание Яло в России стало приятным, теперь он же помог Эйно освоиться в Москве. Ландгрен снял комнату у сторонницы Толстого Софьи Шиль, а в конце весны его пригласили в поместье Булыгина. Восемнадцатого апреля, в понедельник после Пасхи, Ландгрен сел в поезд до Тулы, чтобы проведать друзей своего брата. Позднее он напишет в мемуарах, что для него эта поездка станет наиболее значительной в жизни.

На станции Ясенки он нашел извозчика, согласившегося отвезти его в Хатунку. По дороге они подобрали приятеля извозчика, старого крестьянина, который хотел узнать новости о Русско-японской войне. Информация, которая печаталась в газетах, вызывала большое недоверие: «Видимо, нас бьют, хотя они ничего об этом не говорят, да?» Ландгрен, скрыв, что он финн, согласился: «Да, бьют и сильно».

Семейство Булыгиных оказалось таким приятным, каким его описал Яло. Хозяин был дружелюбным и открытым, супруга – гостеприимной и умной, сыновья – бойкими и веселыми. Четыре дня прошли в прогулках по дубовой роще и пашням. По вечерам играли или ходили в деревню смотреть, как молодежь водит хороводы.

За день до возвращения Ландгрена в Москву в имение прибыли два гостя, учитель Ставровский и его младший брат (по словам Маковицкого, сын), которым Булыгин пообещал визит к Толстому. И Эйно представился шанс поехать в Ясную Поляну, о чем он мечтал, но не смел просить. Когда 23 апреля компания двинулась в путь, это ощущалось как паломничество483.

Проехали деревню Ясная Поляна, которая в сравнении с соседскими выглядела более ухоженной, миновали въездные столбы и приблизились к белому зданию усадьбы. В прихожей их встретил Толстой. Булыгин представил Ландгрена как брата финского студента, с которым Толстой встречался прошлым летом, и все страхи Эйно исчезли после того, как Толстой пожал ему руку. Первые впечатления Эйно – надежность, теплота и глубокая человечность. Толстой оказался намного выше ростом, чем Эйно представлял. Писатель был немного сутуловат, одет во фланелевую рубашку и черные брюки. Густые брови и борода были совершенно белые.