Читаем Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве полностью

«О, об этом я ничего не знаю и никогда не думаю. Это делают лишь безумцы. Думая обо всех этих вещах, можно и самому лишиться рассудка. Нет, существует много других, гораздо более важных вопросов, которыми мы должны заниматься».

Бэкманн с удивлением посмотрела на Толстого – значит, этот «гигант» никогда не думал на подобную тему! Наверное, он смотрит только вперед и никогда по сторонам, наверное, он никогда не позволяет руде внутри себя расплавиться и побелеть.

Теперь новое направление беседе придала спутница Бэкманн. Правда ли, что Толстой питается исключительно вегетарианской пищей?

«Да, правда. Уже двадцать лет я не употребляю мясо и десять лет – масло, яйца и молоко. Яйца начал есть недавно по предписаниям врачей».

Толстой стал вегетарианцем и ради здоровья, и по религиозным причинам. В его представлении моральное всегда совпадало с гигиеничным: «Я бы хотел убить человека ради утоления собственного голода? Нет! Почему в таком случае я должен лишать жизни другое существо? Никто не давал мне на это право, и это не может считаться правильным».

Шведские гостьи это рассуждение Толстого не поддерживали. Бэкманн промолчала, а ее подруга-доктор заметила, что вегетарианство невозможно в странах с более северным климатом, где недостаточно растительности. Возражение Толстой отклонил: «О, в это я не верю. У нас есть хороший пример – духоборы в Канаде, где климат примерно такой же, как в Северной Европе. Они не едят мяса – и в армии тоже не служат».

Сундквист выдвинула более жесткий контраргумент. Разве эскимосы не вынуждены есть только животную пищу? Толстой снова запротестовал. Этот закон их тоже касается. Нельзя поступать неправильно. Лучше умереть! Для Толстого это, со всей очевидностью, был один из главных вопросов, стоявших перед человечеством. Но разве он сам не действует отчасти непоследовательно, когда по совету врачей нарушает принципы вегетарианства и ест яйца ради спасения своей жизни? Бэкманн и Сундквист сообщили, что вегетарианцы, разумеется, есть и в Швеции. А известие о том, что в Стокгольме открыт вегетарианский ресторан, порадовало русского писателя.

Разговор коснулся литературы. Тема оказалась такой же горячей, как религия или вегетарианство. Золя Толстому не нравился, равно как и Ибсен – он действовал угнетающе. Его последняя пьеса «Naar vi Døde vaagner» («Когда мы, мертвые, пробуждаемся») – это полный абсурд. А «Пер Гюнт»? Толстой покачал головой: «Галиматья!» Ранние вещи Бьëрнстьерне Бьёрнсона он ценил, но последняя его пьеса, «Laboremus», была «сплошной мешаниной». Из шведских писателей он, судя по всему, был знаком только со Стриндбергом и Хейденстамом470. Единственный современный писатель, которого Толстой похвалил, не задумываясь, был немец Вильгельм фон Поленц, раскрывший социальные проблемы в романе «Der Büttnerbauer» («Крестьянин»). О том, что он написал хвалебное предисловие к русскому переводу романа фон Поленца, вышедшему в том же году, Толстой, по-видимому, не упомянул471.

A что думает Толстой о письме протеста шведских писателей и художников в связи с тем, что ему не присудили Нобелевскую премию по литературе? Толстой пожал плечами: «Зачем мне это? Мне не нравится, когда люди ставят меня высоко; нет, лучше, когда меня ругают и указывают на мои дурные стороны. А я тогда думаю: хорошо, что они не добрались до самой сути того, насколько я на самом деле плохой».

Толстой полагал, что со временем художественная литература как таковая утратит значение, а возможно, даже умрет. Тот, кто захочет сказать что-то важное, сможет сделать это «безо всех околичностей и упаковки в романную форму времяпрепровождения для бездельников». Сам же Толстой всегда стремился выкладывать то, что у него на сердце, безо всяких прикрас.

Подошло время семейного ужина. По дороге в столовую шведки заметили, что последствия зимних болезней еще не прошли. Толстой передвигался с трудом и жаловался на боль в ногах. За столом он продемонстрировал себя с новой стороны. Теперь это был радушный хозяин, следивший, чтобы всем подавали угощения и гости чувствовали себя комфортно. Наслаждаясь вареным языком, стоявшим на столе наряду с вегетарианскими блюдами, Бэкманн не могла избавиться от мысли: была ли любовь к ближнему той причиной, которая заставила Толстого искушать гостей аморальным поеданием мяса?

Адольф Тëрнгрен – 1904472

Для Адольфа Тëрнгрена (1860–1943), финского врача и политика, визит в Ясную Поляну оказался незапланированно драматичным. Весной 1904 года он приехал в Россию, чтобы встретиться с оппозиционными партиями и выяснить их отношение к ситуации в России и финскому вопросу. Во время этой поездки он встречался с политиками, земскими активистами, адвокатами, профессорами, журналистами в Петербурге, Москве, Харькове, Ялте, Одессе и Киеве.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары