Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

Вот рабочие приходят к Муру. Их отношения с ним, если разобраться, зависят не от его личных качеств. Мур вовсе не лишён человечности. Ум, доброта, честность, мужество – все лучшие качества – вызывают его уважение и сочувствие. Так, он сочувствует Уильяму Фэррену, своему бывшему рабочему, честному труженику; после встречи с рабочими он ощущает угрызения совести, вспоминая измождённое лишениями лицо Фэррена и свой жестокий, пренебрежительный ответ на его просьбу подождать с новшествами на фабрике, но действиями Мура управляет его положение, его «хозяйский» интерес, который ничего общего не имеет с «рабочим» интересом Фэррена.

Мур действительно любит свою кузину «Лину», он досадует на пастора Хелстона, который, вместо того чтобы обеспечить будущее племянницы, всё состояние употребляет на строительство новой церкви, но ему и в голову не приходит поставить чувство над расчётом. В его жилах течёт «меркантильная кровь» – говорит Бронте. Именно такие, как он, – иронизирует автор, – и заставляют весь мир считать Англию «страной лавочников», готовых поступиться гордостью, патриотизмом, чувством собственного достоинства, всем на свете, но только не своим «кошельком», кошелёк они будут защищать с яростью «бульдога», готового вцепиться в глотку каждому, кто на него посягнёт. Поэтому, узнав о возвращении в Филдхед богатой Шерли, на землях которой расположена фабрика Мура, Кэролайн решает, что для неё всё кончено.

Кэролайн не сразу постигает характер и образ мыслей Мура. Сначала ей кажется, что над ним корыстные интересы не властны, вот только он «слишком горд» с рабочими, настоящий Кориолан в своей гордыне. Она даже преподаёт урок своему кузену – заставляет читать вслух одноимённую трагедию Шекспира, наивно веря в силу гениального слова, перед которой не устоит и классовое высокомерие Роберта Мура. И что же: Роберт взволнован чтением и готов признать мощь шекспировского гения, только какое же это имеет отношение к его повседневным делам? Фабрикант Мур может уделить вечерний час и Шекспиру, особенно если он читает его в приятном обществе хорошенькой кузины, но это чтение нисколько не возвысит и не смягчит его натуры, и утром, наблюдая, как шести – десятилетние дети ещё до рассвета торопятся к своим рабочим местам на его фабрике, он, как всегда, будет сурово отчитывать запоздавших и штрафовать их.

Приступая к работе над романом, Шарлотта Бронте выписала старые газеты и журналы луддитских времён и внимательно проштудировала все корреспонденции с мест волнений и статьи, оценивавшие внешнее и внутреннее положение страны тех лет. Внимательно изучала она и материалы, в которых рассказывалось об использовании детского труда на фабриках. И, словно выполняя своё намерение, заявленное на первой странице романа, – не щадить изнеженного читательского вкуса и «попотчевать» его «блюдом», приправленным «горькими травами», то есть показать читателю действительность, как она есть, писательница изображает это обычное деловое утро Мура и его помощника Джо Скотта, которые встречают боящихся опоздать детей: «В окнах фабрики горел свет, колокол всё ещё громко звонил, и вот показались бегущие маленькие дети. Надо надеяться, они бежали достаточно быстро, чтобы не чувствовать, как колюч утренний воздух, но, возможно, по контрасту с другими днями, это утро было скорее погожим, ведь они часто приходили на работу в зимнее время, когда мели метели или шёл проливной дождь, или трещал мороз.

Мистер Мур стоял у входа, чтобы лучше их видеть. Он считал проходящих, а тем, кто опаздывал, делал выговор, который затем в более резкой форме повторял Джо Скотт, когда они входили в рабочее помещение. Ни хозяин, ни его помощник не были жестоки к кому-нибудь, хотя и достаточно суровы, так как штрафовали тех, кто, по их мнению, запоздал чересчур. Того мистер Мур заставлял при входе уплатить пенни и предупреждал, что вторичное опоздание будет стоить виновнику двухпенсовика.

Разумеется, правила необходимы, но грубые и жестокие хозяева устанавливают правила грубые и жестокие, которые, по крайней мере, во времена, которые мы описываем, использовались тиранически. Однако, хотя я пишу о несовершенных людях (у каждого из персонажей этой книги есть те или иные слабости, так как моё перо отказывается изображать образцы добродетели), я не ставила перед собой задачи рисовать натуры самые низкие и порочные. Мучителей детей, рабовладельцев, надсмотрщиков – их я отдаю в руки правосудия. Писателя можно извинить, если он не хочет пачкать страницы своей книги рассказом об их злодеяниях… Я рада сообщить… что ни мистер Мур, ни его помощник ни разу не ударили ни одного ребёнка на своей фабрике… Пробило восемь. Огни на фабрике погасли. Объявили перерыв на завтрак. Дети, освобождённые на полчаса от тяжкого труда, достали маленькие жестянки с кофе и корзиночки, где у каждого лежала его порция хлеба. Будем надеяться, что его было достаточно; жаль, если оказалось иначе».