Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

В радикале Йорке Шарлотта Бронте отчасти воспроизвела образ мистера Тэйлора, отца своей подруги Мери. Гостя у неё в годы юности и в пору учительства, она не раз становилась слушательницей антиторийских диатриб мистера Тэйлора и со многим не могла согласиться. Не исключено, что на страницах романа «тори» Бронте сводит с мистером Йорком давние политические счёты. В отличие от Э. Гаскелл и Ч. Кингсли, она враждебно относится и к тем городским «смутьянам», которые приезжают в провинцию из больших городов, например, из Бирмингема и Манчестера, чтобы возглавить рабочих и увлечь их «на пути насилия». Шарлотта Бронте имеет в виду чартистов. Этих же «смутьянов» опасается и Шерли: именно «безответственные» политики, вроде Йорка, помогают им. Его неприязнь к правительству, поношение духовенства и «законов» способствуют распространению недовольства и среди рабочих, а это на руку «смутьянам». Так думает Шерли, так, очевидно, полагает и Шарлотта Бронте, обеспокоенная развитием чартистского движения в стране и Февральской революцией во Франции (а с другой стороны, не верящая в филантропические чувства тех, для кого всего на свете дороже «кошелёк»). Но в какой мере подобные мысли разделяла Эмили? Что в отповеди Йорку от неё, а что – мысли и чувства Шарлотты? В одном из писем к Уильямсу Шарлотта Бронте давала понять, что Эллис Белл был более радикально настроен, чем она, и портрет, в политическом отношении, наверное, не так уж точно воспроизводил оригинал.

Разумеется, образ Шерли имеет для нас не столько биографическую, «портретную» ценность, сколько художественную. Шерли – индивидуальность, индивидуальность яркая. Читателю (впрочем, это относится и к Кэролайн, и к Муру) с ней всегда интересно, а её индивидуальные черты: любовь к жизни, прекрасному, умение чувствовать и разбираться в людях, поэтичность натуры нисколько не противоречат её типичным чертам представительницы своего круга, своего класса. Писательница позволяет нам воспринять Шерли во всей её человеческой сложности, обусловленной не только её личным мироощущением, но и той социальной средой, к которой она принадлежит. В умении сочетать типическое и индивидуальное – одна из самых сильных сторон бронтевского реализма, проявившегося в романе «Шерли».

По словам Э. Гаскелл, её приём изображения характера, имевшего реальную основу, сводился к следующему: «Когда внимание мисс Бронте было привлечено силой или особенностью характера кого-нибудь из тех людей, которых она знала, она изучала его и анализировала с присущим ей проникновением и, проследив данный характер до самой его основы, она делала её тем ядром, из которого вырастал воображаемый характер, и развивала его, таким образом, повторяя путь анализа, но в обратном направлении, бессознательно воспроизводя при этом и внешность данного человека. Она пыталась сделать своё произведение куском реальной жизни, будучи уверенной, что если правдиво изобразить то, что лично испытала и наблюдала, это в конечном счёте приведёт к благим результатам»[62].

Суждение Гаскелл интересно, но несколько спорно. Она предвосхищала распространённое в западном бронтеведении мнение, что влияние Д.-Г. Льюиса на Бронте было очень велико и после «Джейн Эйр» она всецело подчинила свой литературный метод его эстетическим требованиям. И, действительно, уже цитировавшееся «предупреждение» автора «Шерли», призывающее читателя не ожидать ничего поэтического и мечтательного, никакой мелодрамы, свидетельствует о том, что Бронте внимательно прислушалась к его советам. Безусловно, ей ближе стало его понимание «реального» и «личного» опыта, но Гаскелл недооценивает как раз осознанное стремление Шарлотты Бронте вырваться за пределы того, что она «лично наблюдала и испытывала». И нельзя лучше было бы ответить на это суждение Гаскелл, чем словами самой Бронте, сказанными в одном из писем того времени: «Реальность нам предлагает, а не диктует»[63].

О том и свидетельствует роман «Шерли», в частности реализм его образов, который зависел не только от личного опыта автора, не только от биографической основы, но от способности увидеть главное в том или ином явлении реальной жизни или реальном характере и поднять это главное на уровень типического. Таковы образы пасторов Хелстона и Холла, Кэролайн и Шерли, но Шарлотта Бронте блестяще доказала, что образ может быть правдив и художественно убедителен, даже если у него не было прототипа, ей лично знакомого. Таким явился Мур – результат способности писательницы к обобщению индивидуальных черт буржуазного делячества и эгоизма, которые в изобилии «предлагала» социальная «реальность» Англии 30–40-х годов.