Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

Вскоре после публикации «Шерли» появились отклики в прессе. Первая рецензия задела самолюбие Шарлотты Бронте. Будь живы Эмили и Энн, она, черпая уверенность в их поддержке, отнеслась бы к заметке в «Дейли ньюс» гораздо спокойнее, теперь же испытывала «отвращение». Рецензент нашёл, что первая глава романа, – а она как раз весьма иронически описывала встречу трёх помощников пасторов, Донна, Свитинга и Мэлони, ублажавших себя изрядным количеством пива за дружеским обедом, – «вульгарна». «Совсем нет, она взята из жизни», – заметила Шарлотта в одном из писем. Большую радость доставило Шарлотте Бронте письмо ещё не знакомой ей Элизабет Гаскелл, отозвавшейся о «Шерли» с большой похвалой. Тронутая и взволнованная её вниманием, Шарлотта пишет Уильямсу: «Письмо, которое вы мне переслали, было от миссис Гаскелл, автора «Мери Бартон». Она пишет, что отвечать не надо, но я не удержусь. У меня слёзы навернулись на глаза, когда я читала её послание. Она хорошая, она великая женщина. Как я горжусь тем, что могу затронуть созвучные струны в душах, столь благо-родных»[66].

Элизабет Гаскелл обладала даром привлекать сердца. Она была добра, умна, справедлива, а кроме того – тактична, проницательна и умела слушать. После выхода в свет «Мери Бартон» (1846–1848), опередившей «Шерли» примерно на год, Гаскелл приобрела прочную репутацию талантливой писательницы. Её слово было авторитетно.

Шарлотта Бронте хотела знать мнение о своём романе и Гарриэт Мартино, так как «испытывает живейшее восхищение её характером, глубоко её почитает», и поэтому она просит Уильямса послать той экземпляр «Шерли» в подарок, вместе с запиской от «Керрера Белла». Из записки явствует, что она «извлекла удовольствие и пользу» от знакомства с произведениями мисс Мартино.

Хотя Шарлотта Бронте по-прежнему называет себя Керрером Беллом, тайна её авторства постепенно обнаруживается. Друзья – семейства Насси, Тэйлоров – гордятся ею. Мисс Вулер – что было странно для такой довольно свободомыслящей женщины – восприняла факт авторства как нечто, что может повредить репутации Шарлотты Бронте, и поспешила её заверить, что она-то уж, во всяком случае, «не изменит» своего отношения к прежней ученице. Крёстная, некогда субсидировавшая её обучение в Роухедской школе, была шокирована открытием, что Шарлотта пишет. «Джейн Эйр» была воспринята как «дурная книга», и все отношения с крёстной дочерью были прерваны. Это огорчало писательницу, но не слишком. Главное, она снискала признание в среде, мнением которой дорожила. Г. Мартино, получив «Шерли», поспешила откликнуться, и Шарлотта Бронте пишет Уильямсу, благодаря его за посредничество: «Когда миссис Гаскелл сообщает мне, что будет хранить мои произведения как сокровище для своих дочерей, когда Гарриэт Мартино любезно свидетельствует мне своё одобрение, меня уже не уязвляют порицания критиков другого рода»[67]. Однако она совсем не желает, чтобы её тайна окончательно обнаружилась. В письме к Д.-Г. Льюису она объясняет почему: она хочет, чтобы критики оценивали её творчество без оскорбительных скидок на «женский пол», без снисходительной предвзятости, но и без нападок на неё как на женщину, в том случае, если они сочтут её произведения «лишёнными изящества», как это случилось с первой главой «Шерли»: «…а я не могу, когда пишу, постоянно думать о себе и о том, что считается изящным и очаровательным для женской половины человечества»[68]. Она с нетерпением ждёт суда Льюиса и только просит его быть с ней честным: «ведь лесть не утешает». Её очень радуют рецензии Олбэни Фонблана в «Икземинер» и Эжена Форсада в «Ревю де дё монд». Впрочем, и остальные критические отзывы, по её словам, «великолепны». И теперь, хотя она боялась пристального внимания, обращённого к ней, и робела своей собственной смелости, она желала вкусить признания, почему в конце ноября, приняв приглашение своего издателя Джорджа Смита и его матери, Шарлотта Бронте едет в Лондон.

Джордж Смит и миссис Смит оказывают ей самый радушный приём. Ей приятно пребывание в их доме. Как со старым знакомым, она встречается с Уильямсом и настороженно приглядывается к Джеймсу Тэйлору, который ей кажется человеком «хелстоновского» типа, то есть деспотичным, суровым и властным. 3 декабря Джордж Смит пригласил в гости Теккерея, чтобы познакомить его с Керрером Беллом. От волнения перед грядущей встречей со своим кумиром Шарлотта целый день ничего не ела, а для её здоровья это было серьёзным испытанием; поэтому, когда в семь часов вечера Теккерей прибыл, она была в «полуобморочном состоянии». К её замешательству, Теккерей, забыв о предупреждении Смита, – ни в коем случае не заводить с «Керрером Беллом» разговор о её произведениях, – приветствовал Шарлотту цитатой из «Джейн Эйр», что очень её смутило, но присущего ей дара наблюдательности она не потеряла, о чём свидетельствует письмо отцу: