Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

На следующий день после первой лекции мать Теккерея, миссис Кармайкл Смит, приехала с визитом, несколько позднее побывал и Теккерей. Смит вошёл в гостиную в тот момент, когда она горячо упрекала «титана» за его бесцеремонное вчерашнее сравнение её с Джейн Эйр. Но в тот день между ними состоялся долгий разговор, который позволил лучше понять друг друга и в то же время продемонстрировал самым наглядным образом разницу в их литературном темпераменте. Теккерей считал, что произведения Шарлотты Бронте несут отпечаток её страстной заинтересованности в судьбе героя, которую, по его мнению, надлежало скрывать. А ей как раз становится всё менее приемлемой его отчуждённость и «равнодушие» к персонажам, которые она, очевидно, выводила из моральной «индифферентности». Вот и в лекции его о Филдинге проявилась она в полной мере: разве можно так иронически, легко повествовать о «дурных наклонностях», которые привели Филдинга к «падению и ранней могиле»? Позднее, получив его книгу «Английские юмористы XVIII века», она невольно вспомнит Брэнуэлла. Нет, она ни за что бы не позволила ему внимать Теккерею, ибо он очень легко прощал «пороки», совсем в духе той «жажды вседозволенности», которую она ненавидела всем сердцем.

Проблема «вседозволенности» и «лёгкой морали» играет для Шарлотты Бронте тем большую роль, чем чаще она теперь задумывается о назначении и роли искусства в жизни человеческой. Совсем ещё недавно в одном из писем она довольно холодно замечала, что не является «учителем» и назидание совсем не привлекает её. Но идёт время, и нравственная сторона литературы, живописи, драматического искусства всё более привлекает внимание Бронте. Искусство должно делать человека лучше – в этом она глубоко уверена – вот ещё причина, почему она предпочитает Жорж Санд Бальзаку, почему не приемлет «уничтожающей» сатиры «титана» или его «индифферентности». Интересна с этой точки зрения и её оценка игры прославленной трагической актрисы Элизы Рашель, которую она видела в трагедии Корнеля «Гораций» и в драме Э. Скриба «Адриениа Лекуврер». Рашель показалась «странной» (это слово для Бронте было весьма ёмким определением), во всяком случае, пишет Шарлотта, Рашель и Теккерей – «два живых существа, которые в этом огромном Лондоне единственные имеют надо мной власть обаяния, но один из них продался светским дамам, а вторая – боюсь сказать – Вельзевулу»[84]. «Демоническая» игра Рашель, безусловно, должна была оказать огромное эмоциональное воздействие на столь подверженную потрясениям нервную систему, но дело было не только в эмоциональном стрессе. В другом аспекте, но перед Бронте, наблюдавшей Рашель на сцене, возникала всё та же проблема «вседозволенности»: допустимо ли вообще это удивительное, ужасающее зрелище, которое заставляло чувствовать себя так, словно земля разверзается под ногами, «позволяя заглянуть в преисподнюю»? Речь шла, разумеется, о тайных, «подспудных» пружинах человеческих страстей, которые по-своему пытался – и в весьма неприглядном свете – обнажить Теккерей, по-своему Бальзак, по-своему Рашель, а это уже затрагивало некоторые фундаментальные принципы отношения к человеку, которых придерживалась Шарлотта Бронте, не свободная от викторианских условностей.

Несмотря на то, что в этот приезд в Лондон её мучили частые головные боли и приступы тошноты (очевидно, она страдала тяжёлой мигренью), она много выезжает. Только в Хрустальном дворце – главном сооружении Большой лондонской выставки 1851 года – она побывала пять раз, однажды – в сопровождении учёного и литератора Дэвида Брюстера, прочитавшего целую лекцию о научном прогрессе, и пусть было плачевно состояние её здоровья, пусть тягостно порой настроение, она откладывает возвращение домой. Джордж Смит очень занят: после отъезда Тэйлора в Индию количество дел заметно возросло, и проект поездки по Рейну сам собой отпал. Более того, Смит, по его словам, может позволить себе только один день отдыха в этом году. Он приурочил его к приезду Шарлотты Бронте и предложил побывать в пригороде, Ричмонде. Поездка состоялась, но ни в одном из писем Шарлотта о ней не упоминает. Уинифрид Герен склонна полагать, что ко времени этой поездки в Лондон Смитом был решён вопрос о перспективе отношений с Бронте. Она высказывает предположение, что Джордж Смит мог обдумывать возможность брака с восходящей литературной звездой, многообещающей писательницей, но этого союза не желали его мать и сёстры. Очевидно, в Ричмонде и состоялось объяснение, но, может быть, это домыслы биографов, слишком дотошно читающих «между строк» в романах писателя.