Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

А почему Бронте отдаёт первенство Теккерею? Объясняется это тем, очевидно, что сатирик Теккерей был ей ближе мироощущением: тяжёлое время в Коуэн-Бридж, унижения, испытанные в доме Сиджвиков, нелюбимая работа учительницы, не дававшая ей ни минуты для отдыха или занятий любимым делом, самая явная эксплуатация не только физических сил гувернантки, но насилие над личностью, которое Шарлотта Бронте восприняла как попытку заставить её отказаться от своих представлений и принципов, то есть эксплуатация и нравственных, духовных её сил; смерть любимых сестёр, её несчастная любовь и трагедия Брэнуэлла – всё это не способствовало укреплению оптимистического мировосприятия. У неё не было той веры в силу доброжелательности и альтруизм человеческой натуры, которая одушевляла творчество Диккенса. С Теккереем Бронте сближал тип иронического отношения к людям. Диккенс вере в «естественное», прирождённое благородство людей позволял иногда одерживать верх над пониманием того, как несправедливо устроен окружающий мир, и тогда на смену реалисту приходил романтик, или, точнее, «сказочник», тогда Оливера Твиста усыновлял добрейший мистер Браунлоу, Домби в конце концов отдавал свою любовь дочери, а Дэвид Копперфилд соединялся с любимой Эгнес. Такие благополучные концы у Диккенса диктовались необходимостью вселить в читателя собственную надежду и веру в обязательное и непреложное торжество добродетели над пороком, любви над нелюбовью, счастья над несчастьем. Но мы знаем, что подобной верой Шарлотта Бронте не обладала. Безусловно, сыграла тут роль и специфика её демократизма, которая была связана с бунтарством одиночки. Демократизм Диккенса носит более «всеохватывающий», народный характер, что, очевидно, и было источником его оптимизма.

Очень вероятно, что рецензию Фонблана на «Джейн Эйр» Бронте приняла с удовлетворением и потому, что рецензент, отмечая новизну романа, подчёркивал его «абсолютное отличие» от произведений Диккенса, «за исключением обрисовки характеров, которая производит неожиданное впечатление той же силы, что свойственна последнему»[93]. И это удовлетворение понятно, если учесть, что чем дальше, тем больше ей становится неприемлемо изображение персонажей как «образцов добродетели» (о чём она пишет в «Шерли») или, по контрасту, как воплощение зла. Очевидно, теперь для неё неприемлема и романтика счастливого разрешения реальных проблем, она отвергает искусство «утешения», а только в таком аспекте она, возможно, и воспринимала романы Диккенса. Возникает, однако, законный вопрос: а что из его романов она прочла? Вопрос этот не прост, так как в её переписке крайне редки упоминания о Диккенсе, но с уверенностью можно сказать, что «Домби и Сына» она читала, так как в одном из писем Бронте приводит поговорку капитана Каттля; была она знакома и с романом «Холодный дом», героиню которого Эстер Саммерсон порицала как «карикатуру» на женщину. Но ведь она и сама завершает счастливой развязкой «Джейн Эйр» и «Шерли»? Очевидно, в известной мере финал «Джейн Эйр» был продиктован её стремлением утвердить новую героиню, а счастливый конец «Шерли» – перерождение Мура в доброго хозяина – в какой-то мере дань политическим взглядам Бронте. Однако в «Виллет» конец романа полемически заострён против традиции утешения «под занавес». Ничто не заставит автора ради спокойствия «кротких сердец» изменить финал и спасти Поля Эмманюэля от гибели в морской пучине, как, например, поступил Диккенс с Уолтером Гэем, тоже потерпевшим кораблекрушение, но чудесно спасшимся, вернувшимся домой и женившимся на любимой девушке. Не исключено, однако, что в «Виллет» она испытала всё же влияние Диккенса. Возможно, и на неё произвёл впечатление трогательный образ маленького Поля, над смертью которого плакал даже скептик Теккерей. «Чудаковатый ребёнок» Поль Домби мог отразиться в странной девочке Полли Хьюм, такой же «старообразной», то есть умной, серьёзной и рассудительной не по летам, но её настороженное и несколько скептичное отношение к Диккенсу объясняется не только эстетическими причинами. Ей было неприемлемо его отношение к женщине, как Диккенсу, очевидно, её. Создаётся даже впечатление, что образ Розы Дартл, компаньонки миссис Стирфорт в «Дэвиде Копперфилде», гордой, страстной и злой, любящей своего хозяина и отвергнутой им, возникает у Диккенса в «полемике» с Бронте и её Джейн Эйр.