– Это что, знаменитый преступник самого высокого ранга? Столь же известный своим искусством в мире зла, сколько...
– Как не стыдно, Ватсон! – укоризненно произнес Холмс.
– Я хотел сказать: сколько сокрытый от глаз добропорядочного общества.
Холмс рассмеялся.
– Один-ноль в вашу пользу, Ватсон! У вас появилось чувство юмора, которым вы искусно пользуетесь. С вами надо держать ухо востро. Но ваше утверждение все равно не выдерживает критики. Называя Мориарти преступником, вы сами преступаете закон – и в этом вся прелесть и острота ситуации. Величайший интриган всех времен, автор всех главных преступлений века, незримая рука, решающая судьбы наций! И этот человек так далек от малейшего подозрения, так защищен от любых нападок, так неподражаемо умеет оставаться в тени, что, услыхав ваши опрометчивые слова, мог бы подать в суд и потребовать компенсации за моральный ущерб в сумме вашей годовой пенсии. Как! Вы оскорбили прославленного автора
– Ах, как бы я хотел быть тогда рядом, – с готовностью отозвался я. – Но вы так ничего и не сказали о Порлоке.
– Порлок? Так называемый Порлок всего-навсего звено в цепи, имеющей касательство к упомянутой высокой особе. Как видите, это звено с изъяном. Но, насколько я успел убедиться, – это единственный изъян во всей цепи.
– Но ведь прочность цепи равна прочности ее самого слабого звена, как говорит пословица.
– Совершенно верно, мой дорогой Ватсон. Отсюда и проистекает крайняя важность Порлока. Толкаемый зачаточным стремлением к добру, которое дважды тайно вознаграждалось десятифунтовой банкнотой, полученной от меня окольным путем, он раз или два сообщал мне те важные сведения, которые позволяют предотвратить замышляемое преступление, а не служат ключом к уже совершенному. Не сомневаюсь, что эта записка именно такого свойства.
Холмс вновь развернул письмо над тарелкой с нетронутым завтраком. Я встал и, склонившись над его плечом, начал разглядывать текст:
534...К2...13....127.........36...........31
..4.....17....21....41.....ДУГЛАС......109
293....5.....37....26...БЕРЛСТОН.....47....171
– Что вы думаете об этом, Холмс?
– Попытка сообщить мне секретные сведения.
– Но как можно прочитать зашифрованный текст, если нет ключа?
– На этот раз никак.
– Что значит «на этот раз»?
– А то, что большинство шифров я читаю с той же легкостью, с какой вы разгадываете воскресный кроссворд. Все их незамысловатые приемы служат лишь небольшой гимнастикой ума, нисколько не утомляя его. Но наша шифровка совсем другого рода. Без сомнения, эти цифры – порядковые номера слов в какой-то книге. И пока я не узнаю, какая это книга и какая страница, я бессилен.
– Но почему среди цифр остались незашифрованными слова «Дуглас» и «Берлстон»?
– Потому что этих слов на той странице не оказалось.
– Тогда почему он не назвал книги?
– Думаю, что и вы, Ватсон, с вашей врожденной осмотрительностью, которая так восхищает друзей, не рискнули бы сунуть в один конверт шифрованное сообщение и ключ к нему. Ведь если такое письмо попадет не по адресу, автор погиб. Если же послать ключ отдельно, то мало вероятности, что оба письма попадут к одному и тому же лицу. Стало быть, нам остается ждать следующей почты. Я очень надеюсь, что мы получим с ней ключ, а возможно, и саму книгу, что даже более вероятно.
Через несколько минут предположение Холмса блестяще подтвердилось: в дверях появился рассыльный Билли с вожделенным письмом в руке.
– Тот же почерк, – немедленно определил Холмс, осматривая конверт. – И на этот раз с подписью, – добавил он взволнованно, развернув листок. – Ну что ж, приступим, Ватсон.
Однако, пробежав глазами содержание записки, он нахмурился:
– Боже мой, Ватсон, какое разочарование! Боюсь, что все наши ожидания пошли прахом. Этого типа Порлока, к несчастью, спугнули. Вот все, что он пишет: