– Вы сказали «боюсь», мистер Холмс. Но я-то знаю, что «надеюсь» было бы гораздо ближе к истине, а? – понимающе ухмыльнувшись, отшутился инспектор. – Что ж, оно, может, и верно, подремать еще маленько было б не худо. Чтобы не схватить утренней простуды, а? Спасибо, я не курю. Я очень спешу сегодня. Для нашей работы ранние часы – самое милое дело, и вы сами это знаете лучше меня. Но постойте, постойте...
Слова застряли в глотке инспектора, а изумленные до последней степени глаза застыли на маленьком клочке бумаги, развернутом на столе Холмса, то есть на нашей шифровке.
– Дуглас! – пролепетал он. – Берлстон! Что это, мистер Холмс? Это колдовство какое-то! Скажите же мне, что за нечистая сила начертала здесь эти слова?
– Это написал доктор Ватсон под мою диктовку. Прошу прощения, вы обнаружили какую-то ошибку?
Но инспектор решительно никак не мог прийти в себя от потрясения и только переводил с меня на Холмса широко раскрытые глаза.
– Могу сообщить, – наконец изрек он, – что мистер Дуглас из Берлстонского Замка зверски убит прошедшей ночью!
Глава II
ШЕРЛОК ХОЛМС РАССУЖДАЕТ
Настал один из тех драматических моментов, для которых Холмс был создан. Было бы преувеличением сказать, что это удивительное сообщение сильно поразило или взволновало его. В его характере не было ни капли жестокости, но многолетнее пристрастие к кокаину несколько притупило его чувства. Да, чувства его были приторможены, зато интеллект пребывал в исключительно активном состоянии. Поэтому в лице его не отразилось и тени того ужаса, который охватил меня при коротком сообщении инспектора. Наоборот, оно выражало спокойный интерес химика, наблюдающего, как из перенасыщенного раствора выпадают кристаллы.
– Замечательно, – потирая руки, повторял он. – Замечательно!
– Вы, я вижу, ничуть не удивлены?
– Заинтригован, мистер Мак, а не удивлен. Чему я должен удивляться? Я получил анонимное сообщение из вполне достоверного источника о том, что некоему джентльмену грозит опасность. А через час узнаю, что угроза действительно существовала, поскольку джентльмен этой ночью убит. Я заинтригован, но, как видите, не удивлен.
В нескольких словах он рассказал инспектору о письме и шифре. МакДональд сосредоточенно слушал, уперев квадратный подбородок в ладони и сведя в один лохматый клубок пшеничные брови.
– Сначала я собирался в Берлстон, – сказал он. – И хотел просить вас поехать со мной, вас и доктора Ватсона. Но после вашего рассказа чувствую, что, может, лучше начать с Лондона.
– Думаю, что нет, – отозвался Холмс.
– Почему, мистер Холмс? – спросил инспектор. – Через день-другой все газеты будут кричать о таинственном убийстве в Берлстоне, а ключ-то к тайне здесь, в Лондоне. Кто этот человек, который предсказал убийство накануне его совершения? Надо поймать его – и тайна будет раскрыта.
– Несомненно, мистер Мак. И как вы собираетесь ловить его?
МакДональд осмотрел конверт и произнес:
– Отправлено из Камбервелла. Ну, это мало чему может помочь. Имя не настоящее, как вы сказали... Увы, оттолкнуться не от чего. Вы, кажется, упомянули, что посылали ему деньги?
– Дважды.
– Каким образом?
– На почтовое отделение в Камбервелле.
– Вы, конечно, узнали, кто приходил за деньгами?
– Нет.
Инспектор вылупил глаза:
– Что вы сказали?
– Я обещал не выслеживать его. А я никогда не нарушаю своего слова.
– Вы думаете, за его спиной кто-то стоит?
– Я это знаю.
– Тот профессор, о котором вы говорили?
– Несомненно.
Инспектор улыбнулся, блеснув глазами в мою сторону.
– Не хочу скрывать от вас, мистер Холмс, у нас в Скотленд-Ярде считают ваши подозрения насчет профессора Мориарти, мягко говоря, чудачеством. Я даже сам навел некоторые справки. Он производит впечатление вполне порядочного, высокообразованного и талантливого джентльмена.
– Рад, что вы способны распознать талант.
– Да разве тут ошибешься! Послушав вас, я решил непременно его повидать. Мы с ним беседовали о затмениях. Каким манером мы дошли до этой темы, сказать не могу. У него есть специальный прибор – фонарь с рефлектором и глобус. И он в одну минуту все мне объяснил. Даже дал почитать специальную книгу. Только, признаюсь, я мало что в ней понял, хотя получил довольно приличное образование у нас в Абердине. Он похож на архиепископа. Лицо худое, седовласый и говорит так важно, словно читает проповедь. Когда мы расставались и он положил мне руку на плечо, у меня было такое чувство, что меня благословляет отец перед вступлением в холодный, жестокий мир.
Холмс фыркнул и потер руки.
– Каков? – произнес он, оглядываясь на меня. – Великолепен! А скажите-ка, друг мой МакДональд, эта знаменательная беседа происходила в кабинете профессора?
– Да, там.
– Прекрасно обставленная комната, вы обратили внимание?
– Очень даже обратил. Поистине роскошный кабинет, мистер Холмс.
– Вы сидели перед его письменным столом?
– Да.
– Вам в лицо било солнце, а его лицо оставалось в тени, не так ли?
– Я был у него вечером. Действительно, свет от лампы падал мне на лицо.
– Так и должно быть. А не заметили ли вы картины над головой профессора?