Однажды утром после бессонной ночи она решила пойти к нему поговорить – возможно, в последний раз. Вдруг удастся вырвать его из омута, который затягивал его все глубже и глубже. Он много раз приглашал ее, и вот она пришла, тихонько отворила дверь комнаты, которую он называл гостиной. МакМердо сидел за столом и что-то писал. Этти вдруг взбрело в голову пошутить – ей ведь было всего девятнадцать лет. Она на цыпочках подошла к нему сзади и опустила ему на плечи свои легкие ладошки. Этти хотела испугать его, и это ей удалось, но какой ценой! Она сама испугалась чуть не до смерти – МакМердо как молния вскочил со стула, правой рукой пытаясь сжать ей горло, левой комкая на столе лист бумаги. На какой-то миг он в изумлении застыл. Ярость в лице сменилась нежностью. Но Этти успела отпрянуть от него, заглянув в глаза такой неистовой злобы, какой за всю свою безмятежную девичью жизнь никогда не видела.
– Это ты! – воскликнул он, отирая со лба пот. – Подумать только, ко мне в комнату заглянуло солнце, моя бесценная любовь. А я вскочил как бешеный и рука чуть не сомкнулась на ее горле. Иди сюда, родная моя, – протянул он к ней руки, – я заглажу свою грубость.
Но Этти никак не могла прийти в себя; она уловила в лице возлюбленного мгновенное выражение вины и страха. Женское чутье подсказало ей – это не просто испуг, ради которого затевалась шутка. Это страх человека, пойманного с поличным.
– Что с тобой, Джек? – воскликнула она. – Почему ты так испугался? О, Джек, если совесть твоя чиста, ты бы не смотрел на меня с такой яростью!
– Ангел мой, я был с головой погружен в свои мысли, а ты впорхнула как дуновенье ветерка...
– Нет, нет, Джек, тут что-то совсем другое, – запротестовала Этти, и вдруг ее обожгло внезапное подозрение. – Дай мне письмо! – потребовала она.
– Не могу, Этти.
Подозрение превратилось в уверенность.
– Это письмо другой женщине, – на глаза Этти навернулись слезы. – Я не сомневаюсь! Иначе ты не стал бы прятать его от меня. Ты пишешь своей жене? Откуда я знаю, что ты не женат – ведь я так мало знаю тебя. Да и никто ничего о тебе не знает.
– Я не женат, Этти! Клянусь Святым крестом, ты для меня единственная женщина во всем свете.
У МакМердо кровь схлынула с лица – с такой истовой любовью произнес он эти слова, и Этти ему поверила.
– Ну, хорошо, – сказала она. И подумав, прибавила: – Но почему тогда ты прячешь от меня это письмо?
– Я тебе объясню, акюшла. Я связан клятвой и поэтому не могу тебе его показать. Мое слово, кому бы я не дал его, нерушимо. Знай это и попусту не волнуйся! В этом письме речь идет о делах ложи, а они – тайна даже для тебя. Да, я испугался, почувствовав на плечах чьи-то руки, я подумал, что это полиция.
Этти понимала, что он говорит правду. Подошла к нему, он обнял ее и стал поцелуями отгонять ее сомнения и страхи.
– Садись сюда, рядом со мной. Конечно, это жалкий трон для такой королевы. Пока твой бедный возлюбленный не может предложить тебе ничего лучше. Но верь мне, рано или поздно все изменится, и я смогу вознаградить любимую за ее долготерпение. Ну как, отлегло от сердца?
– Конечно, нет, Джек! Ведь ты в глазах всех преступник, самый опасный преступник. Я каждую секунду трясусь, вдруг увижу тебя на скамье подсудимых за убийство. «Скауер МакМердо», – вот как тебя вчера назвал один из постояльцев отца. Эти слова точно ножом меня полоснули.
– От слов не умирают, акюшла.
– Но он сказал правду.
– Не так черт страшен, как о нем болтают. Мы всего-навсего организация бедняков, которые как могут отстаивают человеческие права.
– Брось их, Джек, – Этти обвила руками его шею. – Ради меня! Ради господа бога! Расстанься с ними! Я пришла сегодня к тебе, чтобы умолять об этом. Джек, я молю тебя на коленях. Видишь, я встала на колени – ради всего святого, расстанься со скауерами!
МакМердо поднял ее, прижал ее головку к груди и стал гладить.
– Родная моя, ты сама не знаешь, о чем просишь. Как я могу с ними расстаться? Ведь это значит нарушить клятву, бросить в беде товарищей! Если бы ты все, все обо мне знала, ты бы не стала так умолять. И к тому же – разве я мог бы выйти из ложи, если бы и захотел? Ты думаешь, ложа отпустит человека, который так много знает?
– Я думала об этом, Джек. У меня есть план. Отец скопил немного денег. Он не может больше жить под гнетом вечного страха. Ведь здесь никто не чувствует себя в безопасности из-за этих скауеров. Он готов уехать отсюда. Мы убежим все вместе – в Филадельфию или в Нью-Йорк, и там, наконец, вздохнем спокойно.
– У ложи слишком длинные руки, – рассмеялся МакМердо. – Ты думаешь, они не достанут нас в Филадельфии и даже в Нью-Йорке?
– Тогда можно уехать на Запад, или в Англию, куда угодно. Хоть и в Германию, откуда отец родом. Только бы подальше от этой Долины Страха!
МакМердо сразу же вспомнился старик Моррис, его брат по ложе.
– Второй раз слышу эти слова. «Долина смертной тени», я бы сказал. Помнишь, из псалмов?