А Макиэ, «девица из Хонмоку», превратилась в жену почтенного человека. Хоть и неприятно было Сасаки сознавать, что первая в его жизни женщина навсегда ушла от него, однако он испытывал и радостное чувство — все-таки эта женщина пусть недолго, но принадлежала ему. Он часто вспоминал о ней, и эти волнующие воспоминания согревали его Душу.
Тем временем у Сасаки умер отец, дом в Офуна перешел по наследству старшему женатому брату, и Сасаки стал жить в номерах, то и дело перекочевывая из одной гостиницы в другую. Образ его жизни был странный: он подолгу ютился в самых дешевых номерах, отказывая себе во всем, а когда у него накапливалась некоторая сумма денег, переезжал на время в комфортабельную гостиницу в районе Ко-дзимати, где вел, как ему казалось, «роскошную жизнь». Подобное существование было, по его мнению, идеальным. Приход Макиэ к нему совпал с очередной полосой «роскошества».
После исчезновения Макиэ, приунывший Сасаки жил одиноко и невесело. Прошли новогодние дни, Макиэ не приходила. Деньги подходили к концу, и Сасаки уже подумывал, что пора поискать где-нибудь номера подешевле и переехать туда. Когда в автобусе или в трамвае он замечал женщину, похожую на Макиэ, он расталкивал людей и подходил к ней, хотя был уверен, что это не она. И все же каждый раз горькое чувство разочарования охватывало его, и он долго в упор смотрел на женщину, напомнившую ему о его возлюбленной. Поведение Макиэ казалось ему непонятным, — уйти, бросить вещи и не прислать даже весточки... Ведь он и адреса ее родных толком не знал, помнил только, что они живут в Кисарадзу, в префектуре Тиба. И узнать негде было. И об этой подруге Тацу-чян — тоже девице из Хонмоку — не догадался спросить; Какисё по ветке Одакю... а улица, номер дома?..
Сасаки принадлежал к тем мужчинам, которые просто неспособны понять, что поступки женщины вызываются порой желаниями зыбкими и мимолетными: словно струйки нагретого воздуха над лесной тропинкой в жаркий полдень. Но он завидовал беззаботности и бескорыстию Макиэ — прилетела, как залетная птичка, села на ветку... а потом вспорхнула и улетела... и все свои пожитки оставила... Конечно, ее чарующее тело прокормит ее где угодно... И оттого, что Макиэ проявила такое пренебрежение к своим вещам, которыми, по-видимому, совсем не дорожила, она казалась Сасаки еще более привлекательной.
До весны Сасаки продолжал жить в апато «Яёй», терпеливо ожидая возвращения Макиэ. Но в конце концов все сбережения были истрачены, и он переехал в студенческие меблированные комнаты Онику-бодзан в Дзосакэя.
Все надеялись, что после захвата Ханькоу война с Китаем закончится, но вместо этого военные действия переместились к Чунцину, и в газетах появилось заявление о том, что Япония не намерена считаться с правительством Чан Кай-ши. Все это будило в душах людей страх и неуверенность в завтрашнем дне. Сасаки не хотел жениться и довольствовался кратковременными знакомствами со случайными женщинами. В гостинице он платил только за номер, а ел где придется, где настигал его голод.
В начале апреля в номера Оникубодзан пришла открытка от Макиэ, пересланная ему из апато. Макиэ писала торопливо, почти каракулями: «Простите, что так долго молчала. Очень хочется встретиться. Если при случае Вы сможете принести мои вещи по указанному здесь адресу, я буду очень рада». Вот и все. Посмотрев на адрес, Сасаки удивился: Хонд-зё, Исихаратё, дом Кимуры — странное место. Он был уверен, что Макиэ вернулась в Хонмоку, а она, оказывается, тут рядом, в Хондзё!
Наступила теплая пора, цикады завели свои песни, раньше обычного расцвели вишни в Уэно и Ко-ганэи. В газетах среди кричащих заголовков военных сообщений уже появились прижатые где-нибудь к уголку, наброшенные мелким шрифтом «цветочные новости»: писали о наступающем празднике цветов. В один из таких теплых дней Сасаки вскинул на плечо чемодан Макиэ, вышел к Эдогаве и, с трудом раздобыв такси, поехал в Хондзё. Остановив машину у трамвайной остановки Исихаратё, он свернул за угол у кирпичного здания банка и пошел по закоулкам, между лачугами старьевщиков и торговцев сакэ, спрашивая всех встречных о Кимура. Наконец в длинном доме, густо населенном беднотой, он разыскал его квартиру. Стекло входной двери было выбито, и отверстие заклеили с внутренней стороны пожелтевшей газетой. На окне висела прихваченная за один угол оторвавшаяся плетеная бамбуковая штора. Снаружи у окна стояла какая-то коляска, похожая на детскую. Сасаки открыл дверь. Навстречу ему вышла та самая женщина, которая когда-то приходила к нему в редакцию с визитной карточкой Макиэ. Сейчас она, очевидно, собиралась куда-то ухо-яч'-ь: на ней была надета через плечо замусоленная лента с надписью: «Союз женщин великой Японии». Увидев Сасаки, она, не сказав ни слова, поспешно повернулась и пошла на второй этаж, откуда вскоре послышался шум — по-видимому, комнату торопливо прибирали. Вскоре шум смолк, и женщина громко позвала Сасаки:
— Пожалуйста, господин! Извольте подняться на второй этаж!