Шесть рассказов

Когда Сасаки, сняв туфли и оставив чемодан в передней, поднялся наверх, первое, что бросилось ему в глаза, были розовые трусики и потерявшая свой цвет белая комбинация, сушившиеся у окна. Женщина сошла вниз. Пахло газолином — наверное, поблизости была какая-то фабрика. Сасаки оглядел комнату. Ветхий сундук с почерневшей металлической оковкой, бамбуковая корзина с дырявыми углами, потерявшее глянец татами — вот и все. Бумага в дверках стенного шкафа была прорвана; из дыр торчали клочья газет, которыми был оклеен шкаф внутри.

Через некоторое время кто-то стал подниматься по лестнице. Послышалось шуршанье, будто этот кто-то опирался руками о стену, шаги были редкие, казалось, что человек никогда не доберется до второго этажа, неуверенные шаги какого-то слабого существа. Сасаки подумал, что наверх ползет на четвереньках ребенок. Он повернулся лицом к лестнице и изумленно поднял брови: нет, не ребенок, а Макиэ, в вылинявшем кимоно, опираясь руками О стену, неуверенно входила в комнату. Сасаки испуганно смотрел на нее. Как плохо она выглядит... И ведь не похудела, а как-то резко изменилась вся и от этого казалась изможденной. Даже не верилось— Макиэ ли это.

— Маки, что случилось? — взволнованно спросил Сасаки, вскочив и от растерянности забывая ей подать руку.

— Добро пожаловать, Сасаки-сан. Извините, пожалуйста, что заставила вас в такую даль...

— Скажи, что с тобой?

— Зрение у меня испортилось... Все время в глазах туман, и голову дурманит...

Макиэ села перед Сасаки, повернув лицо к окну и уставившись в него немигающими глазами. Она объяснила, что глаза у нее разболелись от венерической болезни с каким-то трудным названием, которое Сасаки даже не запомнил. Он сидел, ошеломленный страшной переменой в Макиэ, и не знал, о чем с ней говорить, о чем спрашивать. Ведь он был убежден, что Макиэ живет счастливо. С ее внешностью она не может быть несчастной, где бы она ни была... Ему даже казалось, что он завидует ее жизни, такой легкой и радостной.

— После того как я ушла от Сасаки-сан, со мной всякое было. Нарочно бросала себя в самую грязь... И вдруг в феврале заболели глаза. Пришлось уйти сюда, к знакомым. Вот хожу к врачу. Он говорит, что я, конечно, поправлюсь, но левый глаз будет видеть хуже...

— А я ничего, совершенно ничего о тебе не знал... Ты что же, все с этим индийцем жила?

— А-а, вы про того мужчину с дорогим поясом? Нет, мы с ним совсем немного были. Тоже поссорилась и ушла. Гейшей стала, работала в Готанда... Не знаю, как вам объяснить, так пусто было на душе, и будто бы ветер все время подхватывал и гнал все куда-то... в неизвестное... И скучно было, каждый день пила сакэ, сходилась с кем попало, все мне стало безразлично... Когда жила у Сасаки-сан, все же что-то чувствовала отрадное. Только капризна я — уж если захотелось чего-нибудь, обязательно сделаю...

— А дальше что будешь делать?

Макиэ сидела по-прежнему, повернув к свету спокойное, ничего не выражающее лицо. И хотя в нем оставалось что-то от былого очарования, Сасаки, помнившему Макиэ и в Хонмоку и в дни ее жизни у Макензи, жалкая фигурка сидевшей перед ним женщины казалась чужой. И не придумаешь, как ее утешить... К тому же Макиэ рассказывала с таким выражением лица, будто эта жизнь была для нее обычна. Она ничем не проявляла своего отношения к беде, в которую попала.

— Мне сказали, что вы принесли мои вещи. Это моя хозяйка, оказывается, послала вам открытку. А я уж решила — на что мне они? А хозяйке стало их жаль, вот она и послала вам открытку. Не думала я, что Сасаки-сан придется пожаловать в такое место...

— Это все пустяки... тебе, наверное, нужны деньги?

— Деньги? Нет, не нужны. Вот поправлюсь — опять пойду работать.

Сасаки был поражен. После всего, что с ней стряслось, она опять хочет идти «работать»! Он спросил:

— Как это «работать»? Ты куда же теперь собираешься?

— В Есихара ³².

Сасаки молча разглядывал глаза Макиэ. Глаза нормальные — даже сразу не заметишь, что они больны. Только белки слегка красноватые и помутневшие. Когда она спокойно сказала — будто собиралась сходить за покупками, — что пойдет в Есихара, что-то сдавило грудь Сасаки. Впрочем, только на мгновение; пусть это бессердечно, но при виде изменившейся Макиэ он почувствовал, что в нем сразу исчезло все, что он питал к прежней своей Маки.

Перед Ним сйДела совсем другая’ женщина. И подобно тому, как Макиэ, придя к Сасаки после годичной разлуки, разочаровалась, увидев перемену в нем,так теперь Сасаки охватило ощущение неприятного отчуждения. Сасаки понимал, что нужно как-то помочь ей, но больше всего ему хотелось поскорее уйти отсюда. Может быть, Макиэ выглядит так потому, что на ней грязное дёшеВое кимоно, а незавитые волосы закручены в простой узел на затылке? Даже не верилось, что с этой женщиной он проводил в Хонмоку такие счастливые, такие памятные Ночи. Душевный мир Макиэ был непостижим для Сасаки: разве можно как-нибудь объяснить, почему она не могла успокоиться и остаться у Макензи, да и у него не захотела жить?