Шихуа о том, как Трипитака великой Тан добыл священные книги

Из первого же диалога между Трипитакой и обезьяной (гл. 2) следует, что удивительный, чудесный дар проникновения обезьяны в прошлое и будущее объясняется ее сообщением о том, кто она такая. Реакция Трипитаки, идущего в Индию (страну Бамбука) и удовлетворенного словами обезьяны, тоже говорит, видимо, о том, что ответ был ему понятен. Новый персонаж, представивший себя как «царь обезьян с горы Цветов и Плодов», сразу получил доверие героя и был принят им в число спутников в качестве помощника и защитника. Представив новое действующее лицо, автор немедленно начинает демонстрировать как его чудесное умение, так и возможности. Выясняется, что попасть на небо и перенести туда монахов-путешественников царь обезьян может, а вот правило пользования полученными на небесах «средствами [защиты], благословенными Буддой» (фофа - букв. «средства (способы) Будды») ему неведомы. В результате царь обезьян оказывается полностью «оснащенным» для борьбы с нечистью в пути и всесильным, только получив дары буддийского божества Вайшраваны. И в ходе дальнейшего изложения поведение и подвиги обезьяны предстают не чем иным, как демонстрацией могущества буддийского божества и ее собственной волшебной силы (например, способность принимать другое обличье, знание различных приемов колдовства).

Из повествования неизвестно, почему обезьяна явилась помогать Трипитаке: послал ли ее кто-то вслед ему (высшие силы? какие?), или она пришла по собственной воле, но объективно она служит выполнению «буддийской» миссии - приобщению Китая к великому учению - и выступает как сила «добра» в борьбе против сил «зла». Хотя обезьяна - существо волшебное, бессмертное («она девять раз видела чистой Хуанхэ») и участвует в благочестивом деле, прошлое ее небезукоризненно. Известие о том, что царь обезьян уже бывал во владениях Си-ванму, вызывает живой интерес Трипитаки, и обезьяна рассказывает ему историю кражи персиков. В молодости («двадцать семь тысяч лет тому назад»), когда ей было восемьсот лет, она украла и съела персики бессмертия из садов Си-ванму, за что была жестоко наказана железными палками и приговорена богиней к заключению в пещере Пурпурных облаков на горе Цветов и Плодов. Но каким образом она вышла оттуда (была освобождена кем-то?), неизвестно. Кража персиков бессмертия, связанная с именем ханьского сановника Дунфан Шо - знатока даосской магии, - сюжет, хорошо известный в китайской литературе дотанского периода и зафиксированный также в народной литературе[250], оказывается в буддийском повествовании шихуа подключен к новому персонажу - обезьяне и введен в новый контекст - путешествие Трипитаки. Более того, именно кража персиков служит в шихуа причиной трансформации «нравственных» устоев буйной обезьяны, в прошлом пойманной на воровстве в садах богини: наказание послужило причиной ее «исправления», возвращения на праведный путь (может быть, на стезю буддизма?). И еще одно: хотя обезьяна как существо необычное - не новый персонаж в китайской литературе, однако в шихуа она впервые выступает в роли положительной, охраняя главного героя и взяв на себя все функции борьбы с нечистью, чинящей препятствия благочестивым паломникам.

Ученых, занимавшихся исследованием путешествия Трипитаки, заинтересовал вопрос о происхождении образа обезьяны. Одним из первых, кто связал происхождение обезьяны с древнеиндийским сказочным эпосом «Рамаяной» был, как указывает Ота Тацуо, Нампо (Минамиката) Кумакусу, высказавший предположение о том, что царь обезьян Сунь Укун - персонаж романа У Чэнъэня - произошел от Ханумана[251]. Ху Ши тоже считал, что обезьяна-странник не китайского, а индийского происхождения и восходит к Хануману[252].

Чжэн Чжэньдо отмечал большое сходство обезьяны-странника и чудесной обезьяны Ханумана[253].

Лу Синь же полагал, что Сунь Укун - персонаж китайского происхождения, восходящий к легендарной фигуре Учжици, и что У Чэнъэнь, создавая своего героя, многое позаимствовал из рассказов танских авторов[254]. Со временем вопрос о происхождении обезьяны стал в какой-то мере вопросом «национального престижа». Точка зрения Ху Ши была подвергнута в КНР резкой критике[255], а позиция Лу Синя получила поддержку, наиболее четко сформулированную в статье У Сяолина, которую он сам рассматривал как «комментарий на точку зрения Лу Синя»[256]. В статье он писал: «...хотя Сунь Укун и имеет с... Хануманом некоторые черты сходства, однако ни в коем случае нельзя говорить, что он является трансформацией индийской обезьяны. Обезьяны имеют [в нашей литературе] свою собственную длительную историю»[257].