Шихуа о том, как Трипитака великой Тан добыл священные книги

В образе обезьяны-странника с самого начала несомненно просматриваются и китайский, и буддийский пласты. Еще одним доводом в пользу индийско-буддийских истоков образа является и то, что фигура обезьяны-помощника в китайской литературе появилась не где либо, а в буддийском произведении, сюжет которого непосредственно связан с Индией - родиной обезьяны помощника (Ханумана) и с путешествием туда - к первоистоку буддизма - за священным каноном. Тем более, насколько нам известно, в китайской литературе (кроме произведений, написанных позднее шихуа на сюжет добывания сутр в Индии) обезьяна нигде больше в качестве персонажа, содействующего главному герою в достижении цели, не фигурирует.

Включение в повествование обезьяны, способной благодаря волшебной силе творить всевозможные чудеса и сосредоточившей в себе максимум действия, явилось, по нашему мнению, той причиной, которая вывела сюжет путешествия за узкие чисто буддийские рамки и способствовала его широкой известности. Став темой простонародной письменной литературы, этот сюжет приобрел популярность и как развлекательное чтение[273]. У нас нет данных, непосредственно касающихся в этом плане шихуа, но свидетельство такого рода, правда, более позднее по времени и относящееся к другой версии сюжета, благодаря счастливой случайности все-таки сохранилось.

В Корее сохранилось сочинение Пак тхонса онхе - «"Пак тхонса" с пояснениями на родном языке». Этот текст - позднейшая версия (XVI в.) более раннего, относящегося, видимо к XIV в., - представляет собою популярный разговорник китайского языка, построенный в виде диалогов торговцев, едущих в Китай в направлении Пекина[274]. Два диалога этого разговорника касаются путешествия танского Трипитаки[275], но один из них нам представляется особенно интересным, так как посвящен покупке книг, среди которых называется Тан Саньцзан си ю цзи - «Записки о путешествии на Запад танского Трипитаки». Этот диалог[276] весьма любопытен, так как в нем не только представлен отрывок из какой-то, распространенной в то время литературной версии путешествия Трипитаки, но он в некоторой степени отображает картину того, что интересовало читателей определенной социальной прослойки и что за книги они покупали. В числе книг, представляющих интерес как чтение в пути, как развлекательное чтение - средство от скуки - и упоминается названное выше сочинение, по мнению Г. Дадбриджа, «очевидно, известное в Корее в конце XIV в. и утвердившееся и популярное, что естественно предположить, по крайней мере в северных районах танской империи»[277]. Привлекает здесь также внимание упоминание обезьяны (Сунь синчжэ - «Сунь-странник», с одной стороны, уже с фамилией Сунь, с другой - с прозванием, данным ей впервые в шихуа) вместе с именем Трипитаки. Эти два персонажа, начиная с шихуа, стали неразрывны, и на долю обезьяны, как в шихуа, так и позднее, во всех произведениях, разрабатывавших сюжет путешествия Трипитаки, всегда приходился максимум действия (перевоплощений, схваток, сражений, состязаний в магической силе, хитрости, уме находчивости и т. п.)[278].

Мы затронули только некоторые вопросы, касающиеся происхождения образа обезьяны и его места в шихуа. Не все, как было уже указано, здесь ясно, и много, очень много проблем стоит перед будущими исследователями этого сюжета. Обезьяна - образ синкретичный[279], впитавший в себя, видимо, черты ряда культур и влияний, проникших в Китай из стран, лежавших на запад от его границ, в том числе и из Индии[280]. Стихия устной передачи, стихия народной литературы этих стран и Китая - это, по-видимому, та область, изучение которой поможет со временем дать более точный ответ на вопрос о том, откуда, как и почему появилась обезьяна такой, какой мы ее видим первоначально в шихуа[281].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как уже указывалось выше, большинство исследователей, писавших о шихуа, относили его к категории повествований шо цзин, причем некоторые из них не раскрывали значение этого термина, другие же ограничивали его понимание пересказом. По нашему мнению, термин шо цзин следует трактовать более широко, понимая под цзин не «сутры», а «канон», т. е. весь китайский буддийский свод, т. е. все фо шу - буддийские сочинения (книги), в него входящие. В противном случае шихуа вообще осталось бы не только за рамками шо цзин, но и за пределами всей группы буддийских повествований, что было бы неверно, так как это «произведение буддийское по своему духу и по содержанию.