Школьные годы

Я однако остался при томъ убжденіи, что несмотря на свои обширныя познанія и несомннную даровитость, Платонъ Васильевичъ былъ обязанъ своей громадной популярностью въ университет не своимъ заслугамъ, какъ ученаго и профессора, а своей роли носителя «лучшихъ идей» и руководителя молодежи. Къ сожалнію, лично я не наблюдалъ его въ этой роли – онъ при мн оставался въ университет лишь три-четыре мсяца – но я видлъ на своихъ старшихъ товарищахъ, что вліяніе его на нихъ было громадное. Въ этомъ смысл онъ имлъ то же значеніе, какъ Грановскій въ Москв, какъ Блинскій въ литературныхъ кружкахъ. Онъ былъ носителемъ общихъ гуманныхъ и прогрессивныхъ идей, наслдованныхъ отъ нихъ обоихъ. Къ сожалнію, время и условія, среди которыхъ пришлось дйствовать Платону Васильевичу, были совсмъ иныя. На кіевской почв эти общія идеи сталкивались съ частными вопросами – польскимъ, украйнофильскимъ и крестьянскимъ. Въ 1859 году еще не видно было, въ какой форм произойдетъ столкновеніе, но уже чувствовалась трудность пребыванія въ сфер общихъ идей. Мн, какъ человку пришлому въ кра, это было довольно замтно, и можетъ быть именно по этой-то причин мн постоянно казалось, что Платонъ Васильевичъ не иметъ подъ ногами почвы.

Въ начал 1860 года уважаемый профессоръ покинулъ университетъ и перехалъ въ Петербургъ, куда давно уже стремился. Студенты точно осиротли… Рдкія письма, получавшіяся отъ Платона Васильевича, прочитывались кажется каждымъ образованнымъ человкомъ въ город… Потомъ дошли слухи. что онъ принужденъ покинуть Петербургъ, что въ его судьб произошла печальная перемна. Горе знавшихъ его было неподдльное, искреннее… Въ настоящее время П. В. Павловъ снова возвращенъ кіевскому университету, гд занимаетъ каедру исторіи искусства. Я не сомнваюсь, что новое поколніе студентовъ относится къ нему съ тмъ же уваженіемъ, съ тми же горячими симпатіями, съ какими относились мы.

* * *

Рядомъ съ почтенными именами Шульгина и П. В. Павлова должно занять свое законное мсто не мене почтенное имя Н. X. Бунге. Дятельный, серьозный, нсколько сухой по натур, нсколько отзывавшійся нмцемъ, онъ никогда не пользовался слишкомъ горячими симпатіями студентовъ, но конечно между нами не было ни одного, который отказалъ бы ему въ безусловномъ уваженіи. И какъ профессоръ, и какъ ректоръ, Николай Христіановичъ былъ неизмннымъ представителемъ законности, справедливости, долга, серьознаго отношенія ко всякому серьозному длу. При всемъ томъ, онъ былъ очень живой человкъ, безъ всякой примси педантизма и нмецкой ограниченности, отзывчивый на вс общественные и культурные интересы. Но главное – это былъ очень надежный человкъ, и знающіе его были уврены, что всякое дло, зачинающееся при его участіи, непремнно будетъ поставлено и сдлано хорошо, т. е. умно, дльно, справедливо и гуманно, съ нмецкою серьозностью и безъ русской страстности и распущенности. На экзамен, гд онъ былъ ассистентомъ, достойный студентъ никогда не могъ срзаться; въ коммиссіи, гд онъ былъ членомъ, необдуманное или пристрастное мнніе никогда не могло восторжествовать. Однимъ словомъ, натура Николая Христіановича стояла какъ бы посредин между русскою и нмецкою, заимствуя лучшее у той и другой. Такіе люди рдки и – необыкновенно полезны.

Какъ профессоръ, Николай Христіановичъ очень заботился о томъ чтобъ заставить студентовъ заниматься какъ слдуетъ. Его считали требовательнымъ, его экзаменъ на многихъ наводилъ страхъ. Дйствительно, плохой студентъ не могъ разсчитывать получить у него кандидатскій баллъ. Но за то, если студентъ занимался серьозно какимъ нибудь другимъ предметомъ, то могъ быть увренъ, что Николай Христіановичъ не только не сржетъ его самъ, но еще поддержитъ его передъ факультетомъ. Не довольствуясь чтеніемъ лекцій, отличавшихся всегда содержательностью и мастерскимъ изложеніемъ, Н. X. Бунге заставлялъ студентовъ длать извлеченія изъ рекомендованныхъ имъ авторовъ, и самый экзаменъ его заключался не столько въ отвт на вопросъ по программ, сколько въ отчет о собственной работ экзаменующагося надъ литературою предмета.