поскольку не может быть никогда. Раз потерявший покой никогда не обретет его вновь.
приятель, – это неминуемо должно привести к полному краху и распаду общества. Если так, не
чревато ли это...
- Чревато, чревато,– перебил его Имярек Имяреконич, – но, что делать? Так или иначе,
остаются непреложные законы природы, не обойдешь. Всякий микроб, надо думать, мечтает жить и
плодиться возможно долее, но его процветание ведет к гибели питающей стихии. Увы... Есть еще
другие земли, другие народы, другие планеты, наконец... Жаль, что не утешает нас надежда на
горнюю справедливость. Но незачем в своих думах, поверь мне, старому волку, уноситься так
далеко от насущных земных сегодняшних проблем. Неумеренная увлеченность таковыми
абстракциями, не суля никакой практической пользы, иссушает всего лишь радость нынешнего дня.
Нам свойственно воспринимать мир cum gгапо sis1, постараемся дольше находиться в среде иных
настроений. И тогда: мы глумимся и смеемся над ними потому, что нам нужно развлечься,
повеселиться. Ergo2 – так же негодуем только из желания порезвиться. Люди исключительно
забавны, и это так увлекательно - моделировать ситуации, сталкивать друг с другом фигуры,
помня, разумеется, о своей насущной выгоде. Впрочем... на мой вкус, сценарий, предложенный
сегодня миру, убог: дом под красным фонарем – это mauvais genre3. Хотя, если принять во
5
6 Лови день (лат., букв.), лови мгновение.
7
1
2
3
56
внимание комфорт утилизации – да, с лоретками-кокотками проще ладить. Несомые желанием, они
хотят еще, еще и еще больше. Это почти perpetuum mobile4».
За окнами янтарной горницы по-прежнему лучился искусственный июльский полдень.
Имярек Имярекович загасил пламя спиртовки, и друзья-приятели на какое-то время оцепенели в
интервале безмолвия.
- И вот... – прервал сверхъестественное затишье хозяин.– Ты меня тут невольно вдохновил на
целую лекцию. Однако ты, верно, заметил, мы не можем позволять себе столь продолжительное
отдохновение. Итак, Fare the wel !
– Fare thee wel ! And if for ever, stil for еvег, fare thee wel !5 – отозвался гость.
На том дружеское свидание закончилось.
Через полчаса Имярек Имярекович в наушниках уже сидел в своей фонотеке и прослушивал
только что присланные кассеты, отмечал что-то в трех тетрадях, и вряд ли те кассеты содержали
напевы американских негров. Невзрачный гость тоже успел приступить к личным обязанностям,
сходственным с деятельностью его старшего товарища. Здешний край давно уже заволок покров
ночи, но и Алла Медная не спала. Она вершила важную работенку, результаты которой
замышляла послезавтра, в понедельник, представить своему патpону.
Поэтому в воскресенье, лишь только проснувшись, наскоро позавтракав почками в мадере и
кофе, Алла Медная спешно пустилась в поход по некоторым домам столицы – что должно было
составить заключительный фазис ночной работы. Первым пунктом было намечено обиталище Дины
Оскотскодворской.
Дина встретила коллегу совершенно голая и вместо приветствия пожаловалась;
– Ненавижу эти выходные. Сидишь дома, как паучиха. Хорошо, что пришла.
– Я только на минуту, по очень важному делу,– сочла необходимым предупредить Алла,
проследовав в комнату вослед за широкой мускулистой спиной низкорослой Дины.
голая Дина.– Водки хочешь?
Пока жилица этой квартиры позвякивала на кухне стеклянными предметами, визитерша заняла
одинокий стул в углу. Дина вернулась, держа в охапке и бутылку, и стаканы, и блюдца с закусками,
и пакет лимонного сока; со всем этим скарбом она повалилась на диван.
– Эй! Ты чего?! Охренела? – крикнула она, Алле.– Что ты там села как бедная родственница?
Давай сюда!
– Видишь ли,– поднялась со стула гостья, извлекла из сумки папку для бумаг,– я тут должна...
– Ничего ты не должна, пока мы не выпили. Давай сюда!
Алла затолкала папку назад в сумку и отправилась на диван. Они выпили по стакану. Дина
привалилась заблестевшей грудью к плечу подружки и зашептала ей в шею:
– Мне все время душно. Одежда давит меня. Тебе не жарко?
Алла поднялась с дивана и направилась назад, к стулу, на ходу чеканя такие слова:
4