Секс как самая табуированная в общественном сознании область был одной из важнейших тем сюрреализма, однако из всех сексуальных свобод сюрреалистов интересовала исключительно свобода мужчины, причем мужчины-гетеросексуала. Гомосексуалов Бретон не выносил на дух. Именно по этой причине (а также из-за быстрого продвижения по социальной лестнице и не указанных должным образом заимствований из сюрреализма в таких фильмах, как «Орфей») Бретон всю жизнь недолюбливал Жана Кокто, а превращение сюрреалистических приемов в гомосексуальный шик, случившееся при посредстве модных домов и журнала «Vogue», похоже, не давало ему спать с самой середины 30-х. Сюрреалистический идеал любви имел много общего с идеалом средневековой куртуазной любви; воображение чаще всего обретало свободу в безоглядной страсти к одной-единственной женщине, реальной или (как в случае героини бретоновского романа «Надя») воображаемой. Сюрреалистическая любовь сводилась к фиксации в той же мере, в какой «свободная любовь» 70-х – к промискуитету; свобода в любви достигалась посредством максимального сосредоточения внимания – в сфере человеческих взаимоотношений ей соответствовало качество «одержимости», которое сюрреалисты так ценили в объектах. Однако в искусстве эта любовь не нашла никакого отражения. Самым ярким гетеросексуальным образом в сюрреалистической живописи остается «Изнасилование» Магритта (1934), блистательный выпад против фиксации и фетишизации, где женское лицо с пугающей ясностью превращается в «генитальный лик», слепая, немая и убогая сексуальность которого носит истинно десадовский характер. В целом женщина в сюрреализме лишена реального лица: она всегда либо на пьедестале, либо в цепях. Излюбленной формой изображения женщины стал манекен, сам по себе (в силу неизбежных ассоциаций с коммерческим шиком) объект несколько скомпрометированный, – его сюрреалисты прямо позаимствовали у де Кирико с его портняжными манекенами. В сюрреалистическом искусстве женщины легко превращаются в предметы мебели, однако стола- или стула-мужчины мы там не обнаружим; диван, созданный Дали из губ Мэй Уэст, или «Ультра-мебель» Курта Зелигмана – стул, покоящийся на трех манекенных ногах, – были прямым воспроизведением фантазий, творившихся в замке безумного людоеда Минского из десадовской «Жюльетты»: приглашенные участники оргии поедали поджаренного мальчика, восседая на стульях, «сооруженных» из связанных живых рабов.
Курт Зелигман. Ультра-мебель. 1938
Крайней формой реализации образности де Сада в сюрреализме можно считать творчество Ханса Беллмера. Одержимый страстью к юной девушке, он создал «Куклу» – эротическое чучело на шаровых шарнирах. Конечности этой куклы можно было выворачивать, гнуть и переплетать как заблагорассудится, что превращало ее в превосходный станок для реализации сексуальных фантазий, связанных с жестокостью и насилием. Беллмер фотографировал эту куклу в самых разных местах и положениях – в комнате, в углу, в темном переулке, под кустом, – производя нечто вроде полицейской документации с места преступления. Кукла была бесконечно порнографичной: вид этого использованного и брошенного манекена точно передавал общие черты сюрреалистического восприятия женщины как «прекрасной жертвы».
Ханс Беллмер. Кукла. 1935. 10 фотографий, акварельная ретушь. 18,5×75,2 см. Галерея Тейт, Лондон
Пабло Пикассо. Купальщица, сидящая на берегу моря. 1930. Холст, масло. 163,2×129,5 см. Музей современного искусства, Нью-Йорк. Фонд миссис Гуггенхайм
Альберто Джакометти. Женщина с перерезанным горлом. 1932. Бронза. 20,3×87,6×63,5 см. Музей современного искусства (MoMA), Нью-Йорк. Коллекция Пегги Гуггенхайм. Фонд Соломона Гуггенхайма