Из школьных предметов Дима больше остальных любил литературу – и знал её по-настоящему хорошо, перечитав к окончанию десятого класса не только все книги из школьной программы, но и немалую часть домашней библиотеки. И сейчас память услужливо подбросила ему цитату"…по-французски и всем наукам обучает его немец Адам Адамыч…", на смену которой возник образ домашнего учителя Карла Ивановича Мауера из повести Толстого «Детство».
– Отповедз, курва мать! – повторил поляк, и наконечник опасно блеснул в полуметре от Диминой диафрагмы.
Я… я немец, был домашним учителем у дворян Простаковых! – торопливо ответил он, и тут же пожалел, что не прикусил язык – а ну, как чёртов поляк читал «Недоросля?»
Но гордый шляхтич до литературных упражнений заведомого москаля Фонвизина не снисходил. Он повернулся к немцу и выдал длинную тираду на смеси французского, польского и немецкого, из которой Дима понял только «die lehrer».[16]
Немец, явно старший в небольшом отряде, нахмурился, ненадолго задумался, после чего лающим голосом отдал приказ – поторапливаться за ними, и не отставать, если жизнь дорога. Осознав, что расправа откладывается, Дима натянул ботинки и мелкой трусцой пустился вслед за кавалеристами, с ужасом думая, что те вполне могли накинуть ему верёвочную петлю на запястья и волочить по дороге, словно куль с тряпьём – как он не раз видел в исторических фильмах. Но обошлось и на этот раз: всадники берегли лошадей и двигались шагом, лишь изредка переходя на мелкую рысь. Увидав, что пленник начинает выбиваться из сил, один из немцев протянул ему жестяную флягу, в которой оказалось сильно разведённое кислое вино. К удивлению Димы, напиток этот вернул ему бодрость. К тому же кавалерист позволил идти рядом, держась за стремя – и уже через полчаса такого неспешного марша они вышли из редкого леска на опушку. Впереди, насколько глаз хватало, пылила большая дорога, по которой непрерывным потоком двигались пехотные колонны, упряжки с повозками, фургонами и пушками, проходили по обочинам отряды всадников.
– Nun, was fror wie Lots Frau?[17]
– обратился к Диме кавалерист, тот самый, что пожалел его и угостил вином. – Sie haben die Grand Army noch nicht gesehen? Schau, du wirst deinen Kindern mehr erzâhlen! Wenn Sie leben, natürlich![18]И гулко захохотал, широко разевая чёрную, прокуренную пасть.
II
Ранним утром двадцать шестого августа русский арьергард, командовал которым генерал-лейтенант Коновницын, занимавший позиции близ Колоцкого монастыря в семи верстах к западу от главных сил, был атакован неприятельским авангардом. После упорного трёхчасового боя Коновницын, получив сведения о том, что неприятель предпринял обходный маневр, скомандовал отступление за реку Колочу, и после недолгого марша соединился возле Шевардинского редута с отрядом Горчакова.
Отряд Ростовцева прибыли в расположение русской армии двадцать шестого августа – в тот самый день, когда в известной мне истории должна была состояться Бородинская битва. И каково же было моё удивление, когда выяснилось, что войска стоят на позициях, занимаясь земляными работами, а французская армия, ни с того ни с сего задержавшись на марше со стороны Вязьмы и Царёва-Займища, только-только начинает развёртывание.
Поудивляться мне не дали. Эскадрон Сумского полка, с котором состояли гусары Ростовцева, входил в состав третьего кавалерийского корпуса генерал-майора Дохтуров. На этот раз, дело у Шевардинского редута получилось куда упорнее, чем в известном мне варианте событий, и продлилось почти на сутки дольше. Это дало возможность Дохтурову уже под вечер двадцать восьмого августа предпринять во фланг и тылы разворачивающейся неприятельской армии глубокий рейд, в котором сумцы приняли живейшее участие.
Увы, все эти события я принуждён описывать с чужих слов – поручик категорически отказался брать в дело нас с Рафиком. «Я не сомневаюсь в вашей храбрости, господа потомки, – заявил он, – но, уж простите, в сёдлах вы сидите, как собака на заборе, строевых команд не знаете, верховые перестроения исполнять не обучены. Под копытами будете путаться, в первой же атаке отобьётесь и потеряетесь. А приставлять к вам опеку – извините-с, лишён возможности.»
Сказано это было таким тоном, что не оставляло сомнений: дальнейшие споры лишены смысла. В итоге мы с Рафиком провели этот горячий день на биваке за Семёновским оврагом, медленно отходя от двухсуточного верхового марша, и с прочими нестроевыми встретили возвращавшихся из боя сумцев.
Поначалу они имели успех – на марше удалось застигнуть и частично разгромить обозы и артиллерийские парки корпуса Богарне. Но на отходе русский отряд был перехвачен двумя полками польских улан. В сабельной рубке получил тяжёлое ранение полковник Делянов, а сумцы, попавшие под раздачу вместе с ахтырцами, понесли довольно серьёзные потери. По счастью, сам Ростовцев остался невредим, хотя и зол был, что твой цепной пёс.