Шрам

А помните братьев, которые позволили открыть сундук, поддавшись жадности? Та крышка надёжно защищала их сердца: ведь хоть дары и были прекрасны, люди оставались слабы, и подарки повисли у них на шеях тяжёлыми, как мельничные жернова, камнями.

Есть ещё одна шкатулка… Я точно знаю, она есть. И крышку на ней откидывать нельзя не потому, что спрятанное навредит живущим на свете, помешает им идти вперёд, а потому, что людям нельзя доверить то, что в ней хранится.

Но что такое ящик с крышкой, которую никогда не открывают?

Конечно гроб.

Что за ларец у тебя в руках? Осмелишься ли ты его открыть?

Достанет ли в тебе отваги, великодушия и милосердия? Если колеблешься, умоляю, зарой этот ящик в землю, спрячь его – нам не вынести больше ни дня во власти зла.

* * *

Эта история приходит ко мне сама собой, когда я рисую. Слова возникают у меня в голове одно за другим, как будто рядом сидит Мел и рассказывает мне новую легенду. Оглянувшись, я недоумённо трясу головой. Видимо, воображение играет со мной странные шутки. Передо мной рисунок – ларец… украшенная драгоценностями шкатулка, и крышка на ней приоткрыта.

Глава сорок пятая

В ту ночь, едва задремав, я слышу во сне крики.

Я бегу по лесу, корни и дикий плющ цепляются за щиколотки, громкий топот погони не даёт остановиться. Недалеко впереди кричат в агонии люди. Мне не успеть: я слишком далеко. Надежды почти нет, но я всё же бегу – и вдруг оказываюсь на берегу широкой реки, слишком бурной, чтобы переплыть. Погоня всё ближе, а на другом берегу меня ждут, но тщетно. Глубоко вдохнув, я собираюсь броситься в воду – уж лучше попытаться, чем стоять на берегу и слушать вопли отчаяния, расписавшись в собственном бессилии.

Неожиданно рядом со мной появляются две женщины: одна по правую, другая по левую руку. У одной кожа вся в татуировках, у другой – чистая, пустая. В глазах у обеих – отчаянная решимость.

– Ты готова, огонёк? – спрашивают они.

Женщины берут меня за руки, отводят на шаг назад и вдруг с невиданной силой, вобравшей мощь ветра, волн, огня и грома, бросают вперёд и вверх – и я лечу.

* * *

Едва проснувшись и кое-как протерев глаза, я натягиваю сапоги. Надо спешить. Куда и зачем – узнаю позже. Меня необъяснимо влечёт прочь из дома, и я доверяю этому странному ощущению.

Шаг, ещё шаг, и я срываюсь на бег. Приближаясь к центру города, я с удивлением отмечаю: дымом не пахнет, а значит, огонь во Дворце правосудия не горит. И я бегу ещё быстрее.

Святой опутан верёвками, и сделали это те, кого я когда-то видела рядом с Саной, её приспешники. Статую Святого обмотали верёвками, как будто поймали страшного зверя. Подбадривая друг друга яростными воплями, они дёргают за путы, пока основание памятника не начинает крошиться. Ещё один триумфальный крик, ещё одно усилие – и Святой падает, его голова разбивается о каменные плиты центральной площади. Из Дворца правосудия, яростно галдя, выбегают люди, но вандалы смеются им в лицо, напоминая, что священное пламя потухло. Мимо меня бегут жители Сейнтстоуна, готовые защищать свои святыни, готовые драться.

Я не спешу присоединиться к толпе, не знаю, что меня держит. Прикрыв глаза, я мысленно возвращаюсь в сон, вспоминаю, как касались моих рук сёстры.

– Мория и Белия, – шепчу я, – куда вы меня направите?

Открыв глаза, я вижу распахнутую дверь – пожарный выход.

«Музей! Там кто-то есть».

Руки сестёр указывают мне путь, и я бегу к тёмному проёму двери.