Штамм «Андромеда»

Во время полета из Ванденберга члены комиссии изучили стенограмму радиосообщений между «Призраком» и Центром полетов Топики. По большей части ничего интересного они там не нашли, за исключением последних мгновений перед крушением.

– Что-то не так, – сообщил пилот, затем спустя несколько секунд добавил: – Резиновый воздушный шланг рассыпался в труху. Возможно, из-за вибрации? Он просто превратился в пыль.

Еще пару секунд спустя он добавил севшим голосом:

– Да тут все прорезиненные участки кабины рассыпались.

На этом передача закончилась.

Менчик никак не мог выбросить из головы эту последнюю фразу. Странные слова… и пугающие.

Он посмотрел в окно. Солнце уже садилось, освещая вершины скал тусклым алым светом; долина уже погружалась в темноту. Он взглянул на мчащийся впереди лимузин, поднявший облако пыли, на котором их машина летела к месту крушения.

– Раньше я обожал вестерны, – не умолкал кто-то. – Их здесь снимали. Как же тут красиво!

Менчик нахмурился. Его поражало то, как люди тратят столько времени на ненужную болтовню. Возможно, таким образом они просто пытаются сбежать от реальности.

А в реальности было чего бояться: «Призрак» попал в зону «ЛП», заметил свою ошибку спустя шесть минут и повернул на север. Но самолет уже потерял управление – и вскоре разбился.

– Команда «Лесного пожара» уже в курсе? – спросил он.

– Вы про ученых? – уточнил бритоголовый психиатр – в состав любой комиссии согласно протоколу входил минимум один психиатр.

– Так точно.

– Им передали, – ответил кто-то другой.

«Значит, остается только ждать их ответа, – подумал Менчик. – Подобное происшествие невозможно оставить без внимания».

Только если они вообще читают телеграммы. До этого момента эта мысль не приходила ему в голову, но ведь это вполне возможно. Они настолько поглощены своей работой, что даже не думают проверить входящие сообщения.

Его мысли прервал кто-то из команды:

– Приближаемся к месту крушения.

* * *

Места крушений всегда до глубины души поражали Менчика. Он так и не привык к виду разрушения и беспорядка и невероятной мощи огромного металлического объекта, который ударился о землю со скоростью тысячу километров в час. Почему-то он каждый раз ожидал увидеть аккуратный кусок металла, однако действительность всегда его поражала.

Обломки «Призрака» разбросало по пустыне на площади в пять квадратных километров. Он едва мог разглядеть виднеющиеся вдали обломки правого крыла, стоя у обугленных останков левого крыла. Куда бы он ни посмотрел, кругом виднелись куски обуглившегося металла с отслаивающейся краской. Он едва мог различить остатки надписи на одном из обломков. Трафаретом было выведено: «НЕ». Больше ничего не сохранилось.

Изучение этих обломков уже ничем не поможет. Фюзеляж, кабина, защитный экран – все разбилось на миллион осколков при крушении, а огонь завершил начатое.

Солнце уже зашло, а Менчик так и стоял у обломков хвостовой части самолета. Металл до сих пор излучал тепло от тлеющего огня. Вдруг он заметил что-то в песке; он поднял предмет и с ужасом понял, что это была человеческая кость. Продолговатая, сломанная и обугленная с одного конца – скорее всего, часть руки или ноги. Кость была на удивление чистой – без единого куска мяса, только голая кость.

На землю постепенно опустилась ночь, и люди вытащили фонарики. Они двигались среди дымящихся кусков металла, освещая их желтыми лучами света.

Было уже совсем темно, когда к Менчику подошел биохимик – он даже не знал его имени.

– Занятно, – сказал он. – Пилот сообщил, что резина растворилась.

– И что? – не понял Менчик.

– В этом самолете не было резины – только синтетический пластик. Новинка от компании «Анкро»; они ею очень гордятся. Этот полимер по своим характеристикам очень похож на человеческую ткань. Он очень эластичный, что позволит использовать его во многих сферах жизни.

– Могла ли вибрация вызвать разрушение полимера?

– Нет, – заявил мужчина. – По всему миру летают тысячи «Призраков», и во всех используется один и тот же полимер. Но с подобным мы столкнулись впервые.

– И?

– И я вообще не понимаю, что тут произошло, – сказал биохимик.

20. Рутинная работа

Постепенно ученые «Лесного пожара» привыкли к установленному порядку работы: в подземной лаборатории установился ритм, в котором не было различий между ночью, днем, утром или вечером. Мужчины ложились спать по мере необходимости, просыпались, когда набирались сил, и затем возвращались к своей работе.

Большая часть их исследований вела в тупик, но они были к этому готовы. Как любил говорить Стоун, научная работа во многом схожа с геологической разведкой: ты выходишь на охоту, вооружившись лишь картами и инструментами, но, в конце концов, без удачи тебе не помогут ни подготовка, ни интуиция. Впрочем, без кропотливого и тяжелого труда далеко тоже не продвинуться.

* * *

В лаборатории Бертона, помимо спектрометра, также имелись приборы для измерения радиоактивности, рентгенпрозрачности и термоэлектродвижущей силы, а также рентгеноструктурного анализа.