Штормовое предупреждение (СИ)

Рико выпустил его, но немедленно же сунул голову ему под руку и потерся щекой снова. И благодарно замурлыкал, когда его погладили. Ковальски и этот жест перевел без усилий.

«Спасибо».

Океан был так близко, что казалось, омывает саму стену. Ковальски слышал его через каменную кладку — темный, холодный, дышащий, колышущийся, хранящий на дне тайны, свои и чужие. «Море — тот же молитвенник», – всплыло в голове. Кто это сказал? Сартр, кажется. Но он сказал это по конкретному поводу, потому что море в той сцене было таким же поводом благодарить Бога, каким был и молитвенник в руках проходящего мимо пресвитера. Но чем-то эти слова его тогда зацепили, раз запомнил. Море глубоко дышало у него над ухом, неутомимое, ворчащее, как Рико, отдающее горечью и взявшееся от старости темной-темной зеленью. Где-то далеко было слышно сигналы судов. Темнело наверняка рано, а по утрам этот домишко закутывал плотной ватой туман. И эти непрекращающиеся снегопады, нельзя о них забывать — наверняка они отгорожены от мира огромным белоснежным хребтом без единого перевала... Странно, он не видел снега уже так долго, что почти перестал в него верить. Сложно было верить в снег здесь. Весь его мир стал маленьким, состоящим из всего нескольких предметов. Вороха одеял, всегда горящего камина, ведра с водой. И Рико.

У Рико были свои отношения с морем. Он не умел договариваться с людьми, но хорошо умел договариваться со всем прочим, что было лишено речи, как и он сам, но не лишено души. Вечером он ставил сети, а утром приносил свежую рыбу, и они запекали ее с солью, безо всяких изысков.

Ковальски не мог отслеживать время. Это было в высшей степени странным переживанием. Его внутренние часы сбились в тот момент, когда Рико опоил его и он проспал глубоким и беспокойным дурманным сном неведомо сколько. Не было окна, чтобы следить за небом, не было календаря, чтобы считать дни. Он слышал лишь море и иногда пронзительные сигналы проходящих мимо барж. И теперь, когда время не имело над ним власти, он никуда не торопился. Все случалось медленно. Рыба вяло запутывалась в сетях. Огонь лениво облизывал золотым языком ее бока, терявшие перламутровые переливы под его касаниями и берущиеся бронзовой ржавчиной. Он сам лежал, глядя на колышущиеся перед ним пламя, не в силах сосредоточить взгляда, потому что без очков все немного плыло, и перебирал мысли, как напарник — позвонки его хребта в массаже. Одни и те же, одну за одной, по кругу, ощупывая каждую.