Сибилла

— <…> я вот иногда думаю: если уж суждено, чтобы нами управляли капиталисты, я бы предпочел, чтобы то были джентльмены, владельцы поместий, которые давно живут среди нас, нежели люди, которые имеют большие заводы и появились бог знает откуда <…>. Но, возможно, настанет день, когда мы отделаемся ото всех: и от лендлордов, и от магнатов-заводчиков.

— И кем же вы их замените?

— Производителями, — сказал Енох со взглядом не то свирепым, не то торжествующим.

— Что же могут сделать рабочие без капитала?

— Да ведь они производят капитал, — сказал Енох, — и если они производят капитал, разве не удивительно, что они не в состоянии изобрести средство, чтобы удерживать капитал за собой?

(Disraeli 1880/II: 65–66[235])

Твердое намерение избирателей «отправить в Вестминстер мистера Еноха Крэггса» (Ibid./II: 307) придает воззрениям этого персонажа особую значимость; подобное происшествие означает, что Дизраэли заметил социальные сдвиги, которые имели место в Англии на исходе XIX века и были связаны с ростом политической значимости рабочего движения и тред-юнионов. И всё же Крэггс — фигура эпизодическая, он появляется лишь во время пребывания Эндимиона в Манчестере, после чего о нем бегло упоминается в эпилоге. Он не прописан так же четко, как образ Джерарда в «Сибилле». Поэтому можно предположить, что Майкл Флавин делает слишком сильный акцент на композиционном значении образа Крэггса, когда цитирует вышеприведенный пассаж из романа и дает следующий комментарий: «В то время как трилогия периода „Молодой Англии“ предлагала союз землевладельцев и рабочих, „Эндимион“ подвергает эту иллюзию гармоничной взаимоподдержки широкому — и менее привлекательному — историческому анализу» (Flavin 2005: 184). Однако в «Эндимионе» нет подобного «широкого <…> исторического анализа», как нет и отказа писателя от своей «политической философии». Имеется лишь образ Еноха Крэггса: он и в самом деле указывает на присущую Дизраэли социальную наблюдательность, однако судить о ней мы можем лишь по эскизному изображению отдельно взятого персонажа.

В отличие от Крэггса, Сент-Барб — отнюдь не эпизодический персонаж. Рассказчик имеет полное основание назвать его в эпилоге своим «давнишним приятелем» (Disraeli 1880/II: 309), потому что и в самом деле часто заводит о нем речь. Шварц характеризует Сент-Барба как «романиста в романе» и считает, что он является антиподом рассказчика, потому как заключает в себе черты «того самого романиста, которым Дизраэли не желал быть» (Schwarz 1979: 141). Однако Сент-Барб скорее противопоставлен основному герою: именно с Эндимионом он находится в постоянном диалоге. Заглавный герой, который относится к Сент-Барбу со снисходительным добродушием, дает этому персонажу оценку, которая совпадает с позицией рассказчика: «Самый тщеславный, самый завистливый и самый забавный человек на свете» (Disraeli 1880/1: 297–298). Впервые Сент-Барб появляется в романе в обличии простого клерка, коллеги Эндимиона по департаменту, затем он переходит на стезю литературной деятельности, становится редактором газеты «Предвестник» и пишет роман «Кутерьма» («Topsy Turvy»). Сент-Барб ненавидит все сословия до единого, любит говорить только о себе и всегда всем завидует. Особо жгучую зависть он питает к своему собрату по перу Гаши (от англ. gushy — «фонтанирующий, плаксивый, не в меру сентиментальный»). Например, наблюдая однажды за комической сценой, которая происходит на лондонской улице, он говорит Эндимиону: