Сибилла

Однако среда, в которой разворачивается данный сюжет, — это мир английских и европейских аристократов XIX века, и в образах выдающихся деятелей этого мира современники, несмотря на все вольности, которые писатель позволил себе в отношении фактов, узнали прототипы, взятые из реальной жизни: в графе Роухэмптоне — Генри Джона Темпла, лорда Пальмерстона (1784–1865; см. ил. 25), в братьях Берти-Тремене и Тремене-Берти — Генри Литтона, графа Бульвера (1805–1872; см. ил. 26) и Эдварда Бульвера, графа Литтона, в Уолдершере — Джорджа Смита, участника «Молодой Англии», в графе Ферролле — Отто фон Бисмарка (1815–1898), в бароне Сергиусе — князя фон Меттерниха (1773–1859; см. ил. 28), в принце Флорестане — Луи Наполеона, французского императора Наполеона III. В этот же ряд попадает банкир Адриан Нейшатель, чей образ списан с английского банкира и политика Лайонела Натана Ротшильда.

Безусловно, было бы интересно проследить, какие именно биографические черты указанных прототипов зафиксировал Дизраэли в образах своего романа, что позволило современникам распознать этих деятелей, но такая задача останется за пределами настоящей работы. Здесь же мы лишь констатируем, что образы вымышленного писателем мира, основанные на реальных прототипах, обладают собственной художественной функцией, сообразно которой они трактуются в романе.

Женившись на Майре, Роухэмптон становится — воспользуемся ее же выражением — «рычагом» социального возвышения сестры и брата; для Эндимиона он актуализирует политический аспект этого продвижения. Символично, что, будучи избран в парламент, Эндимион отвергает предложение Берти-Тремена поддержать его сторонников и занимает место, расположенное позади Роухэмптона (см.: Disraeli 1880/II: 140). Это указывает на то, что в выборе своей политической ориентации и разработке модели поведения в парламенте Эндимион будет следовать примеру графа, и со временем ему будет доверено выражать мнение Роухэмптона в Палате общин. Граф Роухэмптон делает Эндимиона своим протеже и направляет его карьеру по дипломатическому руслу; граф Ферролл дает ему дельные советы по выживанию на этом поприще, а барон Сергиус, как отмечает Флавин, играет по отношению к нему ту же роль, что и Сидония относительно Конингсби (см.: Flavin 2005: 180). Сергиус поучает Эндимиона: «В жизни более всех преуспевает тот, кто лучше всех информирован», после чего добавляет: «Люди, которые вращаются в публичных сферах, не обладают настоящей властью. Публичный человек облечен ответственностью. Он зависим. Миром правит частная жизнь» (Disraeli 1880/I: 204–205). Взгляды Сергиуса не раз перекликаются с воззрениями Сидонии (см.: Ibid./II: 19).

Образу принца Флорестана, который поначалу возникает то как полковник Альберт, то как граф Отранто и окружен ореолом романтической таинственности, противопоставлена фигура престарелого аристократа Уилтона, который некогда дружил с Уильямом Феррарсом и в свое время оказывал Флорестану немалые услуги. Когда принц заявляет о твердом намерении вернуть себе корону — ведь он «дитя судьбы» и верит в то, что «судьба посадит его на трон предков», — Уилтон возражает: «Я не знаю, что такое судьба <…>. Я знаю, что такое поведение человека, и оно должно быть подчинено истине и чести» (Ibid./I: 238). Сюжетные перипетии разрешают данный конфликт не в пользу Уилтона; впрочем, подобный финал относится как раз к тому фабульному пласту произведения, который является «волшебной сказкой», чистой данью писателя романтическому авантюризму в духе Вивиана Грея.