Сибирская эпопея

Как сложилась судьба Кончиты? Известие о смерти жениха дочь коменданта Сан-Франциско получила лишь спустя несколько лет. Рассказывали, что Кончита отказывалась верить в неверность возлюбленного и продолжала ждать его возвращения. Другая версия была ближе к фактам: новость о смерти Николая сообщил один англичанин, проездом оказавшийся в форте. По свидетельствам членов ее семьи, Конспепсьон Аргуэльо отказывала всем последующим женихам и в конце концов ушла в монахини. Приняв имя сестры Марии Доминги, она стала первой монахиней доминиканского ордена в Калифорнии. Согласно третьей версии, сестра Мария Доминга узнала причину исчезновения своего жениха в монастыре, в разговоре с одним путешественником-иностранцем, волей случая оказавшимся здесь и не знавшим, что героиня его рассказа сидела с ним за одним столом. История эта не соответствует истине, но рассказана так эмоционально, что заслуживает быть приведенной здесь: «Тогда [рассказав о смерти возлюбленного Консепсьон] английский путешественник, не знавший, кто перед ним, спросил, жива ли еще невеста Резанова. За столом – на несколько мгновений – воцарилось молчание. Затем из-под белого покрова одной из монахинь послышался тихий голос: „Простите, сеньор, она тоже умерла“».⁷⁶ Вероятнее же всего, как на то указывают архивные данные, новость, разрушившую все ее надежды, Кончита узнала от отца или брата. Было найдено письмо Александра Баранова коменданту форта: глава «Российско-Американской компании», находившийся тогда в Ново-Архангельске, приносил семье невесты Резанова соболезнования и уверял, что во время долгого обратного путешествия тот дважды просил его оповестить Консепсьон о своем твердом намерении сдержать слово, и «пройдя через кадисский порт в [их] отечестве, вернуться к [ним] самым скорым образом в 1808 году»⁷⁷. Сестра Мария Доминга, урожденная Консепсьон де Аргуэльо, обрученная с придворным камергером Николаем Петровичем Резановым, скончалась 23 декабря 1857 года в монастыре Бениша (Калифорния), где еще несколько лет назад можно было увидеть ее могилу[62].

Смерть Николая Резанова не поставила точку в русском освоении Америки. Прошло несколько лет, и неутомимый Александр Баранов предпринял новый шаг: примерно в ста 150 км к северу от Сан-Франциско в 1812 году, ровно в тот день, когда Наполеон овладел Смоленском и начал русскую кампанию, он основал русский форпост, крепость Росс. Как предполагал когда-то Резанов, поселение должно было снабжать русскую Аляску зерном и другими продуктами питания. Еще через шесть лет Баранов попытался присоединить к Российской империи Гавайи, чтобы укрепить торговые позиции России в Тихом океане. Однако обе попытки обернулись неудачей. Крепость Росс, не окупавшая расходов на свое содержание, была продана эмигранту швейцарского происхождения Джону Саттеру, ставшему известным благодаря роману Блеза Сандрара «Золото», опубликованном в 1925 году. Прошение гавайского короля о принятии его владений под покровительство России русский царь отклонил, так как увидел в подобной аннексии залог будущих конфликтов с другими европейскими державами.

Империи приходилось соизмерять свои силы и расставлять приоритеты. В Петербурге все больше сомневались, что Америка – один из них.

Флотилия плотов покоряет Амур

В ночь с 12-е на 13-е марта 1848 года вереница саней на большой скорости въехала в Иркутск. Этот город в окрестностях Байкала, откуда вышли купеческие династии, возглавившие русских первопроходцев в Америке, переживал тогда пору расцвета. Благодаря удобному расположению на пересечении торговых путей, между Тихим океаном, Камчаткой и Русской Америкой на северо-востоке, Китаем на юго-востоке и Европейской Россией на западе, Иркутск быстро развивался, чему способствовало также открытие месторождений золота и серебра в Восточной Сибири. Самые богатые купеческие семейства воздвигли для себя настоящие дворцы, строились все новые церкви и монастыри, на улицах было полно питейных заведений и игорных залов, куда золотоискатели приходили спустить свое состояние или залить горе. «Сибирский Париж» – так прозвали Иркутск проезжие иностранцы, с наслаждением погружавшиеся в городской комфорт после утомительных недель, проведенных в повозке или санях, чтобы добраться до него.