В Иркутске с нетерпением ожидали человека, прибывшего той ночью после такого путешествия по бескрайним заснеженным просторам. Николай Николаевич Муравьёв был новым генерал-губернатором Восточной Сибири, незадолго перед тем назначенным ко всеобщему изумлению царем Николаем I. В Петербурге «некоторые gros bonnets[63]
увидели настоящий скандал в этом назначении»,78 – говорит, употребляя французское выражение, Иван Барсуков, летописец жизни Н. Н. Муравьёва. В свои 38 лет граф Муравьёв, отпрыск знатной и прославленной аристократической фамилии, был и впрямь слишком молод для занятия одного из самых престижных и при этом самых сложных постов в Российской империи. Генерал-губернатор был не просто чиновником высокого ранга или региональным представителем царя: он являлся чем-то вроде вице-короля, подчиненного непосредственно государю и пользовавшегося крайне редкой для русской политической системы автономией. В принципе титул генерал-губернатора полагался самым высшим руководителям проблемных пограничных регионов – Польши, Кавказа или Сибири. Разумеется, Николай Николаевич прошел проверку боем, он храбро сражался против турок в Болгарии, а затем воевал против мятежного имама Шамиля на Кавказе и сделал там карьеру. С Кавказа он даже вернулся с золотой саблей, особым знаком отличия, полученным лично от царя, который повелел выгравировать на рукоятке слова «за храбрость». И тем не менее! Сам факт, что такой «мальчишка», как Муравьёв (словечко пустил его коллега, князь Горчаков[64]), оказался вознесен на столь высокий пост, уже был нарушением традиции в глазах консервативного большинства при дворе. К тому же Николай Николаевич был известен своим вольнодумством и прямотой. На своем предыдущем посту тульского губернатора он отличился тем, что направил правительству обстоятельную записку-исследование[65] с обоснованием необходимости аграрной реформы, которая могла бы избавить русское крестьянство от беспросветной нужды и голода. Он стал первым губернатором в стране, открыто высказавшимся за отмену крепостного права: в правление Николая I, одного из самых консервативных царей в истории России, подобное поведение было редким и рискованным – его позволяли себе лишь оппозиционеры. Что касается человека столь высокого ранга, как Муравьёв, трудно сказать, было ли это храбростью или безрассудством. Уже само его имя, кстати, отдавало крамолой: во время попытки государственного переворота, предпринятой в декабре 1825 года против того же Николая I группой молодых либеральных офицеров, которых с тех пор прозвали «декабристами», восемь мятежников были выходцами из его семьи. Злые языки поговаривали, что лишь юный возраст Николая, которому в момент выступления офицеров было всего 16 лет, помешал ему примкнуть к заговорщикам. Царь, отправивший на виселицу или пожизненную каторгу молодых декабристов, имел цепкую память, и можно было предполагать, что имя Муравьёва не станет первым в списке кандидатов на эту должность. То, что подобный человек избран для управления самой большой и, несомненно, самой проблемной из всех русских губерний, произвело в Петербурге эффект разорвавшейся бомбы, и можно понять, что местная администрация в Иркутске тоже с нетерпеливым любопытством ожидала своего нового начальника.