Сибирская эпопея

Фрондерское, а иногда вызывающее поведение Муравьёва нажило ему немало врагов в столице, включая и ближайшее окружение царя. Самым непримиримым его противником стал министр иностранных дел, канцлер граф Карл Нессельроде, выходец из остзейского дворянства, питавший к Муравьёву не только острую личную неприязнь, но и глубокое политическое отвращение. Нессельроде, которому к тому времени исполнилось 68 лет, был ветераном русской дипломатии, более 32 лет направлявшим внешнюю политику России. Он стоял во главе группы консерваторов, верил лишь в альянсы традиционных монархий в Европе и не терпел, чтобы ему наступали на пятки или проявляли дипломатическую, политическую или военную инициативу в Азии. Стремясь поставить на место зарвавшегося «мальчишку», он мог всегда рассчитывать на поддержку своего коллеги по правительству, министра финансов Ф.П. Вронченко, и без того считавшего слишком дорогостоящей эту удаленную, бесполезную провинцию.

В своем новом регионе, обширном, точно какая-нибудь империя, Николай Муравьёв не щадил усилий, чтобы для начала постараться оживить местную экономику. Прежде всего следовало восстановить контроль над чайной торговлей с Китаем. Прошло полтора века, как две империи, Поднебесная и Российская, договорились о том, что торговые обмены между ними будут осуществляться в одном-единственном транзитном пункте: городе Кяхта к юго-востоку от озера Байкал, по обе стороны границы с Китаем. Город состоял из двух обособленных кварталов – один на российской, другой на китайской стороне. Каждое утро с каждой стороны открывались ворота и купцы пересекали ничейную полосу, чтобы вести дела со своими китайскими или русскими партнерами. В других же местах по всей линии протяженной границы между двумя великими державами торговля была строго воспрещена. И даже в Кяхте китайцы, опасавшиеся проникновения возможных чужеземных веяний, нарочно выбрали место, малопригодное для торгового города. Река, снабжавшая его водой, была мелкой и пересыхала летней порой. На китайской стороне присутствие женщин не допускалось, чтобы не дать образоваться постоянному торговому населению. Благодаря своим исключительным привилегиям Кяхта на протяжении длительного времени считалась одним из богатейших городов, причем не только России, но и мира. На ее рынке, или, на русский лад, гостином дворе, каждый день совершались сделки и целые состояния переходили из рук в руки, а во внутренних дворах скапливались штабеля кирпичей чая. Множество китайцев разгружали тюки шелковых тканей или фарфора с верблюдов, пересекавших монгольские пустыни. Русские построили там церкви, купеческие дворцы, школы, музей, типографию; кяхтинские купцы первой гильдии принадлежали к числу богатейших жителей России того времени.

* * *

Однако время легкого обогащения, похоже, миновало, а с ним улетучились и огромные налоговые поступления от таможенных пошлин. Китайская империя, которая в XVIII веке еще оставалась одной из ведущих торговых держав мира, пошатнулась под ударами Великобритании, задавшейся целью добиться силовым путем открытия этого огромного рынка и навязать китайцам потребление опиума, приносившего ей баснословные прибыли. До той поры Поднебесная, стремившаяся всеми способами не допустить проникновения чужеземных влияний, ограничивала торговлю заморских купцов лишь портом Кантона, который для Южного Китая был тем же, чем была Кяхта на северной границе, то есть единственным пунктом Срединной империи, открытым для иностранцев. И все же сила оружия заставила Пекин покориться: британцы атаковали несколько портов, их военные корабли поднялись вверх по течению крупных китайских рек, и в 1842 году бывшая императорская столица Нанкин даже пала под их ударами.⁸⁷ Кабальный договор, который Запретный город был вынужден подписать, открыл англичанам множество брешей в стенах торговой крепости, какой являлся Китай. При помощи военной силы британцы добились открытия нескольких портов, основали концессии, пользовавшиеся исключительными правами и экстерриториальными привилегиями. Китайскому правительству пришлось смириться с опиумной торговлей, организованной английскими коммерсантами и разлагавшей общество. Поражение Китая было не только военным или торговым, но и политическим: оно подорвало доверие к Маньчжурской династии, правившей страной на протяжении двух столетий, и разбудило аппетиты других европейских колониальных держав, которые стали готовиться отхватить свою часть добычи. В середине XIX века Китай был всего лишь тяжело раненым зверем, тушу которого европейцы собирались разделить между собой.