Сибирская эпопея

Главный довод Нессельроде основывался на географической ошибке. Как только парусники крупных экспедиций достигли этой части Тихого океана, их капитаны один за другим пытались найти устье реки Амура, но всякий раз безуспешно. Первым потерпел неудачу француз Жан-Франсуа Лаперуз, которому в 1787 году не удалось обнаружить устья реки и достичь западного берега Сахалина. Столь же безрезультатно окончилась аналогичная попытка англичанина Броутона в 1796 году, а затем и русского мореплавателя Крузенштерна во время его кругосветной экспедиции. В проливе между Сахалином и материком моряки неизменно натыкались на гигантскую песчаную отмель – непреодолимое препятствие для больших кораблей. Из этого они заключили, что огромная река Амур не имеет настоящего устья, но теряется в песках, достигая океана. Отмель была, по их мнению, сухопутной перемычкой, едва прикрытой водой и соединяющей, подобно естественному мосту, Сахалин с остальной Азией. Сахалин не является островом, а река Амур не имеет устья: эти два географических предположения позволили Нессельроде успокоить царя – о чем и впрямь волноваться Его Величеству, если военному судну невозможно войти в реку с моря и подняться вверх по течению? Для очистки совести Николай I в 1846 году все же приказал возвращавшемуся с Аляски корвету «Константин» под командованием капитана Гаврилова попытаться открыть путь через лиман. Однако «Константин» вышел слишком поздно, совсем не располагая временем, чтобы задержаться в этих опасных водах, и его капитан с легким сердцем подтвердил выводы своих предшественников: со стороны океана Амур не судоходен[76]. Нессельроде мог с облегчением вздохнуть, ведь с авантюрами на Востоке было покончено. На докладе экспедиции Гаврилова царь Николай наложил собственноручную резолюцию: «Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить. Лиц, посылавшихся к Амуру, наградить».¹⁰²

Казалось, все точки над i были расставлены. Так оно бы и осталось, если бы во время петербургских приготовлений к отъезду в Сибирь общие знакомые не представили Николаю Муравьёва – молодого морского офицера. Капитан-лейтенант Геннадий Невельской был на четыре года моложе Муравьёва. То же самое поколение, познавшее вкус победы над Наполеоном, те же либерально-конституционные веяния, привезенные из походов в Европу, тот же реформаторский круг: капитан Невельской прослужил 11 лет под началом Великого князя Константина, сына царя, официального куратора «Российско-Американской компании», знаковой фигуры среди реформаторов.

Та же страсть к исследованиям и к Дальнему Востоку: еще в годы учебы в Морском корпусе Геннадий Невельской снискал известность своей одержимостью географической загадкой, связанной с устьем Амура. «Он копался в архивах, просиживал над картами и расчетами. Весь свой пытливый дух, всю тайную страсть своей души он сосредоточил на этой проблеме, в то время как его ум, столь обширный и логический, не мог согласиться с ответом, к которому он неизменно приходил»,¹⁰³ – пишет его дочь в книге-жизнеописании своего отца. Любознательный офицер действительно был не в состоянии поверить, что одна из крупнейших рек на земном шаре не могла проложить для себя выхода в море и теряется в песках. Он горел желанием доказать, что это не так.

Встреча будущих героев состоялась зимой 1848 года в петербургском доме Муравьёва. Это было одно из тех ярких событий, которые нам порой дарит история. О нем красочно, хотя наверняка и без излишней исторической скрупулезности, рассказала дочь Невельского, переехавшая жить во Францию: «Геннадий Иванович [Невельской] уже был наслышан о генерале Муравьёве. Говорили, что он очень умен, очень деятелен, русский до мозга костей, ненавидит, как и капитан [Невельской], иностранное влияние и бюрократический дух. <…> После нескольких часов непринужденной беседы эти две великие души открылись друг другу. Они поняли и полюбили друг друга и с тех пор рука об руку трудились на благо своего возлюбленного Отечества. Бурное красноречие капитана Невельского, его восхитительные расчеты, ясность и точность, при помощи которых он сумел доказать справедливость своих предположений, его познания, скромность, пламенный патриотизм, его мужественная энергия – все это привело в восторг и покорило Муравьёва. Вдохновенная речь худенького, невысокого офицера, с горящими глазами и повелительными жестами, время от время прерываемая нервным, сухим кашлем, подтвердила то, о чем он сам много раз думал, и теперь его мечта казалась осуществимой».¹⁰⁴