Сибирская эпопея

Казалось, Муравьёв потерпел полное поражение. Но когда обескураженный генерал-губернатор спускался по монументальной лестнице Зимнего дворца, где состоялось заседание, он услыхал, как кто-то окликнул его сзади и положил ему руку на плечо. Это был Великий князь Александр, сын Николая, будущий царь, который сказал, улыбаясь: «Муравьёв! Амурское дело велено рассмотреть в моем присутствии. Будем работать и трудиться вместе!»¹¹⁷ Николай I только что определился, чью сторону ему принять. Именно в тот момент, по признанию Муравьёва, сделанному им позднее в близком кругу, он осознал, что сражение было выиграно и вопрос об Амуре решен. Было назначено новое заседание. Наследник престола сменил Нессельроде на посту председателя Амурского комитета. Его младший брат, Великий князь Константин, давний покровитель Муравьёва, стал курировать морской флот. Невельской не только не был разжалован, а получил орден Святого Владимира, и лишь чересчур явное неповиновение, выказанное им во время Амурской экспедиции, оставило его без звания контр-адмирала. На полях императорского указа царь сделал примечание, которое впоследствии не раз на все лады будут повторять русские националисты: «Там, где однажды поднялся российский флаг, он уже опуститься не может!»¹¹⁸ Муравьёв выиграл затеянное им противоборство. Русский орел неожиданно повернул голову и устремил свой взор на Восток.

* * *

Однако все только предстояло сделать. Редкие посты в нижнем течении Амура влачили жалкое существование из-за нехватки ресурсов. Размещенные там гарнизоны донимал голод и косил тиф. Капитан 1-го ранга Невельской (таково было его новое звание), на деле доказывая свой патриотизм, поселился с молодой женой у Амурского лимана и вкусил все тяготы жизни первопроходцев: он жил в холодной избушке бок о бок с гиляками, первый его ребенок умер от болезни, а измученная, исхудавшая и впавшая в глубокую депрессию жена была спасена лишь неожиданным появлением русского корабля с севера. В Китае незадолго перед тем скончался император, оставивший престол слишком юному наследнику, что лишь усилило экспансионистские аппетиты западных стран. Военный и торговый натиск великих держав на Тихом океане нарастал, и теперь ежегодно более 500 иностранных судов занимались незаконным промыслом у русских берегов Берингова и Охотского морей. Конгресс США выделял крупные суммы на исследование северной части Тихого океана, включая Курилы, Сахалин и устье Амура. В 1853 году командор М. Перри во главе американской эскадры сумел сделать то, что не удалось Николаю Резанову 50 годами ранее: угрожая Японии военной силой, он принудил ее открыть свои порты для американской торговли. Еще более тревожным для России явилось стремительное ухудшение ее отношений с Францией, Великобританией и Османской империей. В 1853 году Муравьёв, взяв на несколько месяцев отпуск, проехал через Европу, чтобы отдохнуть на родине своей супруги: отправляясь обратно в Россию, он был убежден в неотвратимости войны. Война, объявленная России султаном, разразилась на Чёрном море за несколько дней до его прибытия в Петербург.

Муравьёв сразу же усмотрел пользу, которую можно было извлечь из этого конфликта для его собственных планов. Вступление англичан и французов в Крымскую войну на стороне турок неожиданно сделало актуальными его предупреждения, неоднократно звучавшие в предыдущие годы: тихоокеанские владения России на Камчатке или Аляске находились под ударом флота союзников, несравненно более мощного, чем несколько русских кораблей. «Я много видел портов в России и в Европе, но ничего подобного Авачинской губе [бухте Петропавловска-Камчатского] не встречал; Англии стоит сделать умышленно двухнедельный разрыв с Россией, чтобы завладеть ею и потом заключить мир, но уже Авачинской губы она нам не отдаст».¹¹⁹ Теперь же угроза была отнюдь не гипотетической: без незамедлительной отправки подкреплений утрата Россией своих тихоокеанских владений – лишь вопрос нескольких месяцев. Но каким образом в столь короткий срок доставить эти подкрепления из одной части планеты в другую?