Сибирская эпопея

Атмосфера эйфории и свободы наложила глубокий отпечаток на характер этого региона, яркое свидетельство чего примерно 30 лет спустя оставил писатель Антон Чехов, самый знаменитый из всех русских путешественников, посетивших эти края. «Амур чрезвычайно интересный край. До чертиков оригинален, – говорит он в письме к своей сестре Марии. – Жизнь тут кипит такая, о какой в Европе и понятия не имеют. Она, т. е. эта жизнь, напоминает мне рассказы из американской жизни. <…> Жители не исполняют постов и едят мясо даже в Страстную неделю; девки курят папиросы, а старухи трубки – это так принято. Странно бывает видеть мужичек с папиросами. А какой либерализм! Ах, какой либерализм! <…> Здесь не боятся говорить громко. Арестовывать здесь некому и ссылать некуда, либеральничай сколько влезет. Народ все больше независимый, самостоятельный и с логикой. Доносы не приняты».¹⁵⁴ На следующий день Чехов продолжил свое восторженное описание в письме к издателю газеты «Новое время» и театральному критику Алексею Суворину: «Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло. Швейцария и Франция никогда не знали такой свободы. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый первый генерал в России».¹⁵⁵ И в другом месте насчет жителей Дальнего Востока: «Если внимательно и долго прислушиваться, то, Боже мой, как далека здешняя жизнь от России! Начиная с балыка из кеты, которым закусывают здесь водку, и кончая разговорами, во всем чувствуется что-то свое собственное, не русское. Пока я плыл по Амуру, у меня было такое чувство, как будто я не в России, а где-то в Патагонии или Техасе; не говоря уже об оригинальной, не русской природе, мне все время казалось, что склад нашей русской жизни совершенно чужд коренным амурцам, что Пушкин и Гоголь тут непонятны и потому не нужны, наша история скучна и мы, приезжие из России, кажемся иностранцами. <…> Если хотите заставить амурца скучать и зевать, то заговорите с ним о политике, о русском правительстве, о русском искусстве. И нравственность здесь какая-то особенная, не наша».¹⁵⁶