На подступах к вокзалам, в залах ожидания, на перроне и даже в вагонах поезда, через которые с любопытством проходили разные пассажиры, сталкивались чуждые друг другу социальные и этнические миры. Прежде было невозможно, чтобы в одном месте встретились высокопоставленный чиновник, отправившийся за новым назначением, богатый купец из Иркутска или путешествующий аристократ и, с другой стороны, семья безземельного крестьянина. Железная дорога, олицетворявшая собой модернизацию русского общества, превратилась в зону социальных контактов. Причем к Транссибу это относилось в большей степени, чем к любой иной дороге, поскольку по нему в направлении неосвоенных земель Сибири и Дальнего Востока в поисках счастья ехали сотни тысяч беднейших крестьян. «Многие из моих попутчиков были мужиками, – рассказывает английский писатель Джон Фостер Фрейзер, посетивший также и вагоны для низших классов, – угрюмые мужчины в бараньих шапках, придающих им свирепый вид, они обряжены в одежду из грубой ткани, с ногами, обернутыми тесно связанными мешками вместо сапог. Женщины толстые и невыразительные, хотя их наряды зачастую поражают яркостью своей расцветки».102
Большинство подобных пассажиров дальнего следования приобретало билет третьего класса. «Они набились в эти вагоны, как сардины в банку, – рассказывает коммивояжер М. Шумейкер. – Вы рискуете своим здоровьем, пытаясь пройти через них». Так обстояло с третьим классом. Однако беднейшая публика довольствовалась так называемым «пятым классом», представлявшим собой товарные вагоны с нарами или вагоны для скота, на дверях которых красовалась надпись «12 лошадей или 24 человека».103 «Пятый класс?» – удивленно спросил у проводника иностранный журналист, и якобы получил такой ответ: «Если бы это был четвертый, в вагонах имелись бы окна».104 Вагон этой категории был всего-навсего хлевом на колесах. Обычно в нем ехала семья из трех поколений: «Старики-родители, муж с женой в расцвете сил, их дети и обитатели скотного двора, оставленного где-то далеко в России. Три коровы и полдюжины овец жуют сено или траву, лежа на соломе и навозной жиже, поднимающейся до самых колен. Сваленные тюки сена, достигающие крыши вагона, служат обиталищем для кур, индюшек и уток. В углу спят две здоровенные собаки».105Эти крестьяне и были настоящими пользователями новой трансконтинентальной магистрали. По утверждению некоторых авторов проекта, Транссиб появился на свет также для них, – и даже прежде всего именно для них. Ведь главное предназначение этой дороги заключалось в том, чтобы наконец-то стала возможной колонизация неосвоенных земель Сибири.
Миграция в Сибирь крестьян из европейской России, Польши, Белоруссии или Украины имела к тому времени уже давнюю историю. Как только возникли остроги, основанные первопроходцами и охотниками за пушниной, государство постаралось привлечь земледельцев на эти новые территории, чтобы было чем кормить и чем удержать поселенцев. Миграционный поток возрос с открытием первых рудных месторождений: острая нехватка рабочей силы не могла быть удовлетворена за счет немногочисленных искателей приключений, отправившихся попытать счастья на Востоке. Уже императрица Екатерина II во второй половине XVIII века нашла новый способ решения проблемы нехватки населения в Сибири: она распорядилась ссылать туда захваченных участников крестьянских восстаний, сотрясавших ее царствование, а когда возникла необходимость пополнить ряды работников – также и обычных крестьян, которых отправляли без всякой вины. Не желая понапрасну растрачивать ресурсы, которые могли пригодиться на новых землях, Екатерина отменила смертную казнь, заменив ее сибирской каторгой. Про нужду закон не писан, да к тому же новую меру приветствовали Дидро и его друзья-энциклопедисты, давно уже призывавшие царицу действовать в этом направлении, чтобы цивилизовать Россию. Это были первые массовые ссылки в Сибирь для принудительного труда. И не последние.