Чтобы ускорить этот процесс, правительство поощряло крестьянскую инициативу на местах, а именно отправку «в разведку» представителей семей или даже целых деревень. Последние – их называли «ходоками» – посещали обещанные земли, чтобы удостовериться в их качестве и прикинуть возможное распределение участков между новопоселенцами. С целью облегчения таких поездок ходокам предоставлялись специальные льготы. Цена билета для них составляла одну четверть от стоимости третьего класса. В конце XIX – начале XX века именно таким образом тысячи крестьян совершили свою первую поездку в Азию. На местах около ста семейных наделов, площадь которых определялась «Правилами Комитета Сибирской железной дороги», группировались вместе, чтобы образовать будущую сибирскую деревню. Между вновь прибывшими распределялись также непахотные земли, леса и пастбища с предоставлением права рубки до 200 деревьев для строительства усадьбы и 20 – для строительства бани,114
являвшейся непременным атрибутом семейной жизни. Правда, государство оставило за собой право собственности на любой вид полезных ископаемых, в том числе драгоценных камней, которые в дальнейшем могли быть обнаружены под землей.Несмотря на эти выгодные условия, обустройство новопоселенцев протекало тяжело. «Очень мало таких, кто в состоянии удовлетворить свои потребности в течение первого года, засеяв полгектара пшеницы. Лишь через три-пять лет самые бедные поселенцы кое-как выбиваются из нужды и могут думать об устройстве своих дел с прицелом на более длительный срок»,115
– говорилось в докладе экспертов, подготовленном для Комитета Сибирской железной дороги. Это сухое статистическое заключение не в состоянии передать трагическое разочарование многих переселенцев, потерпевших неудачу в том, что, как правило, было их последней надеждой. Плохой первый урожай, особо суровая зима, незнание местных условий могли быстро сломить волю приезжих. Некоторые из них, доведенные до отчаяния голодом, были вынуждены возвращаться в свои родные деревни, где у них не осталось ни кола ни двора. Англичанин Джон Фрейзер видел таких крестьян на иркутском вокзале, где они пытались сесть на поезда, отправлявшиеся в европейскую часть России. Кто-то ему сказал про них: «Никудышные это люди, возвращаются к своей убогой жизни на юге России. Они приехали сюда по бесплатным билетам два, три или более лет назад и получили земли от правительства. Но они говорят, что не могут здесь жить».116 Официальный доклад проникнут бо́льшим сочувствием к несчастным: «Оборванная, впавшая в нужду, измученная долгим путем и потерявшая до половины своих детей, семья поселенца, возвращающаяся в Россию, лишена будущего, и ей остается лишь побираться по дороге Христа ради. Перед ними никаких перспектив: прежний их надел был передан общине, дом и скот проданы, и они возвращаются назад, повинуясь слепому рефлексу, из ощущения, что им нужно уехать, покинуть эти злосчастные края».117 Согласно докладу, доля поселенцев, потерпевших неудачу в попытке обосноваться на новом месте, составляла 17 % от общего их числа. После 1900 года количество тех, кому придется распроститься со своей сибирской мечтой, будет доходить иногда до 100 тысяч в год.