На исходе века к английской угрозе добавилось новое беспокойство: давление Китая, этого ослабевшего колосса, ставшего непредсказуемым с тех пор, как правящая династия оказалась зажата в тисках между европейскими агрессорами и внутренними восстаниями. Пока проекты Транссиба лежали под сукном в петербургских кабинетах, губернаторы, сменявшие друг друга в Сибири, нагнетали страх перед Китаем в надежде разбудить правительство.120
С 1880-х годов. Все увеличивающийся наплыв китайских крестьян в Маньчжурию для возделывания ее богатых земель вызывал обеспокоенность сибирских властей. В 1890 году провинция Маньчжурия, одна из наименее населенных в Китае, насчитывала более 10 млн жителей, тогда как русские поселения на Амуре – менее 100 тысяч. В отношении снабжения зерном русский Дальний Восток почти полностью зависел от китайцев Маньчжурии, что усиливало страхи перед превращением этого демографического и экономического превосходства в политическую или военную реальность.В одном из своих первых обращений после кончины своего отца новый царь сразу же выразил твердую решимость продолжить строительство Транссиба: «Эту миссию я получил от своего возлюбленного отца. Надеюсь успешно завершить сибирскую железную дорогу, начатую им…».121
С этого момента необходимость отражения возможных нападений со стороны англичан и китайцев наконец-то обеспечила Транссибу поддержку многих других кругов, близких к власти. В первую очередь это были, разумеется, военные. Однако и деловые круги, долгое время выражавшие озабоченность финансовыми последствиями этого мало интересного, с их точки зрения, авантюрного проекта через всю Азию, постепенно встали на его сторону. Как полагали тогда, перед лицом коварного Альбиона и объятого смутой Китая магистраль, соединяющая европейскую часть России с Дальним Востоком, становилась насущной необходимостью.Японское вторжение изменило все. Россия внезапно оказалась не перед гипотетическими сценариями, а перед лицом неожиданного конкурента, продемонстрировавшего своей войной против Китая, что у него имеются виды на территории, непосредственно прилегающие к России – Маньчжурию и независимое Корейское королевство. Откуда было знать, где остановятся японские амбиции? Владивосток, отрезанный от далекой Москвы, вдруг предстал во всей своей уязвимости. Кроме того, Маньчжурию и Корею в консервативных властных кругах считали входящими в сферу российского влияния, поэтому не было и речи о том, чтобы Япония действовала в этой части мира, как ей заблагорассудится.
Что же следовало предпринять? Главный морской штаб, возглавляемый Великим князем Александром, племянником царя, потребовал выделения экстренных средств на вооружение и снабжение русского Тихоокеанского флота, находившегося еще в зачаточном состоянии. Однако государственные финансы были и без того уже сильно обременены, большинство же в правительстве крайне скептически относились к сдерживающей способности флота, изолированного на Тихом океане, перед лицом угрозы со стороны японского флота, тыловые базы которого находились в непосредственной близости[108]
. А вот Транссибирская магистраль, строительство которой было тогда в самом разгаре, представлялась главным инструментом отпора. С выходом железной дороги на побережье Тихого океана русская армия должна была получить жизненно необходимую линию снабжения и подвоза. Подкрепление смогло бы достаточно оперативно прибыть во Владивосток для отражения наступления японцев. Железная дорога сулила выгоды не только военного характера – она содействовала экономическому и демографическому развитию региона. Более того, магистраль превращалась в новый путь для транзитной торговли между Азией и Европой, причем и Япония могла бы извлечь из нее пользу для себя.